Девушка взглянула на Катю. На глазах у той выступили слезы. Кэролайн ощутила острую ненависть к женщине, способной так жестоко обходиться с собственным ребенком.
— Полно, не плачь, — прошептала она, — ты должна простить свою маму. Она как бабочка — прекрасная, веселая бабочка, порхающая с цветка на цветок. Она по-другому не может.
У Кати задрожали губы.
Кэролайн раскрыла объятия, и девочка, всхлипывая, прижалась к ней.
— Почему? Почему? — заливаясь слезами, спрашивала Катя.
Кэролайн попыталась улыбнуться, но не смогла. Из ее глаз тоже хлынули слезы.
— Что ты хочешь сказать, дорогая? — спросила она, гладя девочку по головке.
— Что я такого сделала? — воскликнула девочка, еще крепче прижимаясь к Кэролайн. — Почему она не любит меня?
У Кэролайн защемило сердце. Она уткнулась лицом в Катины волосы и заплакала, дав выход своему горю.
«Что я такого сделала? — думала Кэролайн. — Почему он не любит меня?»
Глава 29
Мари-Элен вернулась домой только на следующий день в обеденное время. Кэролайн так и не уехала из России. Ей было бы крайне трудно одной добираться до Англии, а кроме того, она не могла сейчас бросить Катю на произвол судьбы. С момента появления матери в Петербурге девочка замкнулась, стала молчалива и утратила всякий интерес к занятиям. Кэролайн считала, что отчасти даже хорошо, что Катя выплакалась и вообще научилась открыто проявлять свои эмоции. Она заметно изменилась и уже не была тем ребенком, которого Кэролайн впервые встретила несколько месяцев назад.
Мари-Элен вошла в столовую в светло-голубом шифоновом бальном платье с предельно глубоким декольте, хотя был всего час пополудни. Ее черноволосую голову украшала бриллиантовая диадема, а шею — тройная нить жемчуга. Она остановилась в дверях и весело улыбнулась, как будто вернуться в такое время с приема было для нее самым обычным делом. Щеки княгини разрумянились, в руке она держала соболий палантин.
— Добрый день, — оживленно проговорила Мари-Элен.
Катя сидела за столом, напряженно выпрямившись, и смотрела на стену поверх головы матери. По выражению ее лица нельзя было догадаться, о чем она думает. Девочка походила сейчас на изысканную фарфоровую куклу.
— Что случилось, детка? Ты не радуешься такому прекрасному утру? А я чудесно провела время! — Она подошла к дочери и обняла ее. Девочка не двинулась. Мари-Элен обратилась к гувернантке:
— Тэйчили, я намерена немного вздремнуть. Прошу не беспокоить меня до шести часов. Потом прикажите принести мне чай и шоколадные конфеты с начинкой из малинового крема — ну, те самые, которые я обожаю.
— Слушаюсь, княгиня, — ответила Тэйчили, на лице которой не дрогнул ни один мускул.
Наконец Мари-Элен остановила взгляд на Кэролайн.
— Как? Вы все еще здесь? Я удивлена. — С этими словами она выплыла из комнаты.
«Не странно ли, — подумала Кэролайн, — что после визитов Мари-Элен всегда наступает такая напряженная, давящая тишина?» Она взглянула на Катю, которая ковыряла вилкой кусочек лосося.
— Покушай, дорогая. Рыба очень вкусная.
— Я не голодна. — Катя, не спрашивая разрешения, встала из-за стола. — Мне нездоровится. Я хочу лечь.
Тэйчили тоже поднялась.
— Юная леди, даже если вы заболели, это не дает вам права забывать о хороших манерах.
Катя, не проронив ни слова, вышла из комнаты. Тэйчили чуть удар не хватил. Раффальди удивленно вскинул брови. Кэролайн улыбнулась.
Гувернантка взвилась и впервые после отъезда Северьянова взглянула на Кэролайн.
— Вам кажется забавным такое поведение?
— Тэйчили, а вам не кажется, что это более естественно, чем беспрекословное исполнение ваших команд? Мы ведь, слава Богу, не в армии.
— Возможно, это более естественно, но здесь что-то происходит, и я не понимаю, что именно.
Кэролайн удивилась, увидев гувернантку в таком замешательстве.
— По-моему, в доме нарушился заведенный порядок, потому что нет хозяина. — Упоминание о князе болью отозвалось в сердце Кэролайн.
Тэйчили откинулась на спинку стула.
— Князь часто отсутствует, любезная мисс Браун, — миролюбиво заметил Раффальди. — Он человек военный. Домой приезжает редко и ненадолго.
Кэролайн кивнула, подумав, что если бы Мари-Элен не была так несносна, Николас, возможно, приезжал бы чаще и задерживался дольше.
— А княгиня… — тихо спросила она, — всегда возвращается домой так… поздно?