— Вы хотите сказать, что на законных основаниях являетесь опекуном вашего брата? — спросил он с недоверием.
Еве не раз задавали этот вопрос. Многие считали, что она разрушает свою жизнь, взяв на себя ответственность за брата, — ведь когда это произошло, она едва достигла восемнадцатилетнего возраста. Многие советовали передать мальчика на попечение социальных служб, но их советы только укрепили решимость Евы сохранить семью.
— До тех пор пока ему не исполнится восемнадцать лет, — подтвердила она. — А это произойдет на следующей неделе, в тот же день, что и у Дэниела.
— Неудивительно, что вы такая… странная, — вздохнув, пробурчал он себе под нос. — Я присматриваю за Дэном всего лишь несколько недель, а не лет, а мне уже хочется сбежать куда глаза глядят.
«То бессовестная проститутка, то странная женщина — очаровательно!»
— Приятно поговорить с человеком, который ничего не скрывает, — заметила она. — Я считаю, что это самая большая награда за мой труд — наблюдать, как Ник превращается в заботливого молодого человека. — Ее губы презрительно поджались при воспоминании обо всех неприятностях, связанных с братом, за эти последние пять лет. — Мудрый человек знает, когда ему надо остановиться. Я уверена, что вы чрезвычайно мудро избегаете любой ответственности.
Он вытянул шею и, расслабившись, откинул голову назад. Ева решила, что ее намек был слишком тонок для него, но спустя несколько мгновений она уловила стальной взгляд из-под полуприкрытых век.
— Мудрость, — только и произнес он.
Тем временем Ева рассмотрела его губы до мельчайших подробностей. Их пропорции были идеальны. Она пришла к выводу, что его тонкая верхняя губа свидетельствует о жестокости, а нижняя, наоборот, говорит о чувственности. Неожиданное возбуждение охватило ее, заставив сильнее забиться сердце. Неужели обмен оскорблениями с этим человеком действует так стимулирующе?
— Именно такую мудрость вы проявили, когда решили сыграть роль знойной искусительницы, обнимаясь со школьником на диване? — Он с интересом ожидал ее ответа. — Возможно, — решил помочь он, — вы из тех женщин, которые любят молоденьких мальчиков. Или живете в мире фантазий? В таком случае я, наверное, сильно заблуждался. У вас совершенно другие вкусы?
Она покраснела.
— Я не…
— Не обнималась? — услужливо подсказал он.
— Я не люблю не мужской пол в целом. А только вас! — Ноздри ее маленького носа расширились от ненависти. — Ну а что касается поцелуев… Я не… Я не хотела! — в ярости выкрикнула она.
— А я думал, это Дэн не хотел. Наверное, он испугался, что его съедят заживо. Так вы смотрелись в этой одежде. — «Не говоря уже о фигуре, — мысленно добавил он, — хотя, глядя на нее сейчас, невозможно было даже заподозрить это». — Не воспринимайте отказ так близко к сердцу. Юноша среднего достатка ухватился бы за вас, — задумчиво добавил он.
— Вы имеете в виду, что у богатого больше здравого смысла?
— А может быть, более крепкие нервы? — предположил он с сочувственной улыбкой. — Извините.
— Вы всегда знаете, куда вставить извинение! — прошипела она.
— Я умею догадываться, — поспешно ответил он. — Но, прошу вас, не вдавайтесь в анатомические подробности. У меня очень чувствительный желудок.
«Чувствительный желудок! — вскипела Ева. — Да он обладает чувствительностью кирпича!»
— Бедняга Дэн прошел через ад в школе, — она была переполнена негодованием. В гневе Ева не заметила, что на его лице промелькнуло какое-то странное выражение. — Дети бывают невероятно жестоки.
«Неужели она думает, что мне надо говорить об этом?» — думал он. Но Дэниел никогда не рассказывал ему о своих проблемах, а он не замечал ниточек, которые могли бы помочь племяннику. Оглядываясь назад, можно сказать, что эти ниточки лежали на поверхности. Нет, все-таки он никудышный воспитатель.
— Разве вы не помните, что значит, когда от тебя все отворачиваются? Я всего лишь пыталась помочь.
— Избавьте меня от глупых женщин с благими намерениями! — Интересно, что бы она сказала, если бы знала о полученной им в детстве психологической травме? — Увы, я не могу не признать некоторых огрехов в своем воспитании, хотя у меня добрые, любящие родители.
— Должно быть, они гадают, в чем же допустили ошибку.
— Может, вы перестанете острить? Боже мой, я не доверил бы вам моего кота, не говоря уже о ребенке. А вам не пришло в голову рассказать о вашем сумасшедшем плане мне, прежде чем приступить к его осуществлению?