— Почему сегодня вы оказались на бедестане?
— Я слышала, что вас захватили в плен, — пробормотала она чуть слышно. — И пришла, чтобы увидеть вас.
Капитан подумал, что сейчас его лицо наверняка пылает. Он тут же вспомнил, каково ему пришлось сегодня, выставленному совершенно нагим на потеху жестокой толпе. Вряд ли в таком положении человеку возможно сохранить достоинство.
— Но ведь вы подвергали себя опасности? Или Джебаль позволяет вам гулять за пределами гарема в мужском платье?
— Он бы убил меня, если бы узнал. — Впервые за все это время ее губ коснулось подобие улыбки.
Блэкуэллу она показалась прекрасной, он улыбнулся в ответ.
— Я люблю свободу. — Она опять погрустнела. — Быть рабыней так… тяжко.
Ему хотелось узнать все подробности, особенно о ее отношениях с Джебалем. Однако такого рода расспросы выглядели бы как непростительная грубость, тем более что подробности и детали не должны были его интересовать.
— Может быть, мы присядем? Вы не голодны? Вы не хотите пить?
Она кивнула.
Капитан взял ее за руку. В тот миг, когда он коснулся ее, их взгляды встретились — и испуганно метнулись в разные стороны. Блэкуэлл жестом предложил гостье садиться, теперь старательно избегая прикасаться к ней. Его дыхание странно участилось.
Конечно, со дня выхода из Бостона у него не было женщины. Видимо, в этом и заключается столь необычное действие на него этой рабыни. Ведь он так и не в силах был подавить возбуждение, охватившее его с самых первых минут их встречи.
Она села на кушетку, скрестив ноги. Он тут же уставился на нее алчным взором — и отвернулся, ибо не хотел себя выдавать.
Она поежилась и торопливо поджала ноги под себя, запоздало поняв, что только что сделала и что он мог увидеть.
Ксавье постарался играть роль радушного хозяина. Он налил ей холодного лимонаду. Принимая бокал, она коснулась его пальцев. По спине капитана побежали мурашки.
До боли сжимая кулаки, он постарался не обращать внимания на то, что они сидят так близко и что с каждым вздохом ее грудь чуть колышется. Он не мог припомнить, чтобы хоть раз в жизни был так околдован какой-нибудь женщиной.
— Вы давно здесь, у этих дикарей?
— Четырнадцать месяцев.
— И никто ничего не знал. — Он смотрел, как она пьет лимонад. — До нас не дошло ни единого слова. Не понимаю.
— Нильсен заявил протест, когда я еще только появилась здесь.
Он окончательно утратил дар речи. Он был поглощен созерцанием пухлых чувственных губ. Ему надо было бы воспользоваться услугами одной из рабынь этой ночью.
Ее глаза лихорадочно горели. Она нерешительно протянула руку. Ксавье вздрогнул, когда она коснулась его руки.
— Вы невероятный человек, — с чувством прошептала она. — В точности такой, каким я вас представляла.
— Простите, не понял, — сдавленно выговорил он.
— Это не важно. — Они все еще глядели друг на друга.
Он невольно взглянул на разбросанные на кушетке подушки. И Блэкуэлл тут же представил, что она распростерта под ним на этих подушках, нагая и прекрасная. Он с трудом отвел глаза.
— Смогу ли я увидеть вас еще?
— Да. Хотя это будет и непросто. Но я найду способ.
— Возможно, в ближайшие дни я буду наделен некоторой степенью свободы, — заметил Ксавье, несколько раздосадованный столь решительным заявлением. — Как мне найти вас? Я бы, наверное, сам смог устроить следующую встречу.
— Мне было бы легче позаботиться о встречах. Ведь я лучше вас знаю дворец, его обитателей и их привычки.
Он недоуменно уставился на нее: прежде ни одна женщина не позволяла себе говорить с ним в подобном тоне.
— Ох, простите, — зарделась она. — Я только подумала…
— Пожалуй, вы правы, — неохотно признал Ксавье. — И вы удивительно храбрая женщина. Храбрая и прекрасная.
Она смущенно улыбнулась и, кажется, чуть расслабилась.
Ксавье снова пожирал ее глазами. Он был на волосок от того, чтобы выпустить на свободу бушевавшее в нем дикое пламя. Чтобы схватить эти руки, отвести их в стороны, опрокинуть ее на кушетку, сорвать эти прозрачные одежды и дотронуться до ее белых грудей. Он с трудом перевел дыхание и сказал:
— Мне необходимо повидаться с Нильсеном.
— Может быть, я могу вам помочь? — просияла она.
— Нет. Я не хочу без нужды подвергать вас опасности.
— Я не так уж беспомощна, Ксавье, — улыбнулась она.
— Вам никто не говорил прежде, что ваша речь кажется немного необычной? — улыбнулся он.