Особенно,... 
21 
Он вдруг замолчал. Протянув руку, медленно снял очки и долго смотрел на нее, улыбаясь. И Тина молчала, глядя прямо ему в глаза. Казалось ей, что сердце остановилось у нее в груди, а потом вдруг снова забухало торопливо и радостно, будто в ожидании огромного какого счастья, готового свалиться ей на голову. Оно и свалилось вскорости…
— Вы вот что, Тина…Я вам … Как же это говорится–то …Ну, в общем, предложение хочу сделать. Вы выходите–ка за меня замуж, Тина! Я не знаю, может, и нехорошо это для вас … Я ведь старше вас вдвое, получается…
— Ой… — только и выдохнула Тина, испуганно распахнув на пол–лица глазищи яркими зелеными блюдцами, и пропела торопливо–радостно : — Ой, да я согласна, Антон Павлович! Что вы! Конечно же, я согласна! Я же так люблю вас! Если б вы только знали, как люблю…
Потом, сама испугавшись этой радостной своей торопливости, неловко прикусила губу и покраснела стыдливо - чего это она так? Неправильно, наверное. Надо же как–то по–другому было ответить, наверное? Надо же было сказать чего–то такое, случаю подобающее – подумаю, мол, вроде, над вашим предложением…Однако Антон Павлович тут же сомнения ее и развеял, искренне обрадовавшись навстречу ее торопливому согласию:
— Правда? — расплылся он в счастливой улыбке и даже будто вздохнул облегченно. Потом осторожно, как величайшую драгоценность, взял ее маленькую ладонь в свои руки, поднес к губам тыльной стороной, проговорил тихо: - Спасибо тебе, милая девочка! Спасибо, что ты мне поверила. Спасибо, что полюбила. И я тебя очень люблю - как–то враз на меня это чувство вчера свалилось. Я и не думал, что так бывает… Спасибо тебе, зеленый колокольчик Тин–Тин…
С того самого памятного чаепития и стал он ее называть новым этим
именем - Тин–Тин. И выходило это у него так расчудесно, так ласково, что Тина и в самом деле постоянно слышала звенящий где–то поблизости колокольчик своего так неожиданно быстро обретенного счастья - Тин–тин… Тин–тин…
А через месяц они скромно расписались. Свадьбу большую решили не делать, да и зазывать на нее особо им было некого. Ну, пришли на девичник ее однокашницы, попищали–поохали от восторгов, порадовались, а некоторые, может, и позавидовали искренне тому, как Тинка из неизвестного никому Белоречья «быстренько с замужеством этим провернулась». Особенно искренне радовалась Варя Синицкая, объявившая себя на этой вечеринке чуть ли не застрельщицей всего этого дела. Если б не она, вроде как, то Тинка бы и не додумалась никогда, как правильно этого Званцева охмурить… Потом пришли преподаватели с кафедры Антона Павловича, посидели–поздравили, выбор коллеги во всяческих ипостасях вполне одобрили. Такие все веселые оказались в домашней обстановке! И пели, и плясали… Тина и домой письмо написала - своих хотела тоже в гости позвать. Отец на Тинино приглашение долго не отвечал. Потом, позже уже, пришло письмо, нацарапанное под его диктовку неровным детским Мисюськиным почерком, что приехать они к ней на свадьбу никак не смогли, потому как Алешка, «поганец такой, малец мальцом еще, а тоже, поди ж ты, затеял жениться.» Вот если б Тиночка подождала немного, он бы и ее свадьбу немного погодя осилил… А так нет – на две свадьбы денег не хватит, как ни крути. Еще писал отец о том, что невестка Света, будущая Алешкина жена, девка хоть и болезненная с виду, а на самом деле ничего оказалась, проворная, из семьи непьющей да работящей. Будет потом кому хозяйство передать да за Мисюськой присмотреть. Шибко уж своенравной девчонка растет, совсем без матери избаловалась… А ты, мол, Тиночка, писал отец, «об нас не беспокойся, живи в городском своем замужестве счастливо да учись дальше себе в удовольствие»… Тина всплакнула над письмом немного, конечно же. От виноватости своей неизжитой перед отцом всплакнула. Вот ведь как все в жизни повернулось – на нее тут такое счастье свалилось, а он там один на один с жизнью барахтается…
Зажили молодые Званцевы после свадьбы хорошо - Антон Павлович, все это отметили, сразу помолодел будто. Всю сложившуюся за пять долгих лет холостяцкую неприкаянность враз сбросил, летал на крыльях вокруг юной своей жены, блестел глазами. Даже ремонт дома немного погодя затеял – проснулась в нем деловая вдруг настоящая хватка, о наличии которой он и сам раньше в себе не подозревал.
Все бегал, доставал–выбивал чего–то, стройматериалы всякие, друзей подключал, знакомых…Года три тот ремонт продолжался, не меньше. Тина успела уж и диплом получить, и в аспирантуру поступить. А в Белоречье за это время только один раз и съездила, чтоб своих подарками заграничными порадовать. Повел ее как–то Антон Павлович в «Березку», приодеть решил на валютные чеки, полученные после публикации нескольких свих статей в научных заграничных журналах. Давно они у него без дела лежали, чеки эти, вот для дела и пригодились – так хотелось жене угодить! В те времена это вообще считалось высшим жизненным показателем успешности - взять и отовариться в «Березке»! Тина и отоварилась. Всякого тряпочного добра для своих набрала, для Мисюсь в основном. А про себя и забыла… Просто очень уж хотелось ей младшей сестренке угодить. А может, чувство вины уж совсем к тому времени разболелось, прогрызло в душе у Тины свою дырочку – как ни крути, а оставила она девчонку на попечение двум мужикам, старому да малому. Сама тут в любви да в радости живет, а сестренка–сиротинушка там не обута толком, не одета, не долюблена…
21 
