Особенно,... 
23 
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась судья, пожилая седовласая женщина в большущих очках. Она чем-то напоминала нашу учительницу по макроэкономике, ужасную педантку, которую я страшно боялась. Примерно те же чувства я испытывала и сейчас.
– Просто… он не верит, что наша дочь – это его дочь.
– А это его дочь? – уточнила она строго.
– Теперь это моя дочь. Только моя, – ушла от ответа я. Судья вздохнула и оттолкнула от себя листок.
– Напишите, что не сошлись характерами. Или вам это принципиально?
– Нет, не принципиально. Мне принципиально с ним развестись, – помотала головой я.
– Тогда пишите про характеры, – посоветовала еще раз она. Я переписала заявление, попутно подумав, как много разных историй, возможно, слез, истерик, объяснений, выпитого валидола и прочих микстур – и все в одной фразе. Не сошлись характерами. Чтоб ему пусто было, Денису, вместе с его характером. Уж лучше жить одной, чем так, как с ним.
На весь развод ушло три месяца. И ни разу за это время Денис не попробовал со мной связаться, поговорить. Иногда я задумывалась, удивлялась, что могло сделать мужчину таким бездушным, таким спокойным и жестоким. Ведь он, в конце концов, бросил свою единственную дочь. Разве это событие может быть рядовым? Или в его мире это все тоже настолько малозначительное, что можно просто не думать, забыть? Отбросить, как сущую ерунду?
Так или иначе, а через три месяца, прожив весь этот положенный судьей странный срок на примирение и, уж конечно, не примирившись и даже не перебросившись и парой слов, мы развелись. Самое интересное заключалось в том, как этот человек, мой бывший муж Денис, вел себя в суде. О, он был очень пристоен, крайне приличен и даже помог мне снять пальто. А когда я попыталась положить себе пальто на коленки, он ласково улыбнулся и пожурил меня:
– Ну что ты как-то по-деревенски? Вот же вешалка. Давай повешу.
– Какой ты милый, – фыркнула я и назло ему оставила пальто на коленях. Денис поднял глаза к потолку, всем своим видом говоря, мол, ну что я могу еще сделать. Она такая, какая есть. Что уж тут?
– Так, имущественных претензий у вас друг к другу нет? – спросила судья, посмотрев на нас обоих с чисто профессиональным безразличием.
– Нет, – ответила я.
– Ну что вы, какие претензии, – ответил Денис, душевно улыбнувшись. Меня передернуло.
– А что, у тебя могут быть ко мне какие-то претензии? – скривилась я.
– Маша, только не начинай. Мы же в учреждении, здесь нельзя устраивать сцен.
– Я не собиралась. Но ты… это у меня к тебе могут быть претензии, а не у тебя! – высказалась я. Довольно громко высказалась. Так, что судья недовольно посмотрела прямо на меня. И хотя у меня было еще что сказать, от ее взгляда я моментально заткнулась.
– Можем продолжать? – выразительно спросила она.
– Да, – кивнула я, смутившись.
– Прекрасно. Вы будете заявлять свое право на алименты?
– На алименты? – растерялась я.
– Да, на алименты. Вы имеете право потребовать алименты на содержание ребенка. Будете требовать?
– Нет, – после долгой паузы ответила я.
– Уверены? – недовольно переспросила судья. Она явно считала, что потребовать алименты – это не только право мое, но чуть ли не долг.
– Да, уверена. Он не считает мою дочь своей, так что я не хочу от него ни копейки.
– Но вы должны понимать, что он от этого не перестает быть официальным отцом.
– Я понимаю, – тихо кивнула я.
– Ну что ж, в таком случае суд постановил считать брак расторгнутым. Решение суда получите в канцелярии через две недели. Дело закрыто!
Глава 6
Кому-то слишком
хорошо живется?
Тогда мы летим к вам!
Есть ли жизнь на Марсе? Хороший вопрос, а для меня он был как нельзя более актуален, ибо жизнь после развода для меня оказалась чем-то сродни переезду на Марс. Все вокруг незнакомое, даже воздух какой-то другой – разреженный, сколько ни вдыхай, никакого толку. Что ни говори, а во время суда я потеряла все мои жизненные ориентиры, и вопрос «Куда плыть дальше?», на который я, по сути, еще ни разу в жизни не искала ответа, встал передо мной во всей красе. А поставила его передо мной, естественно, моя дорогая Нинэль.
– И что теперь? – спросила она как-то, дня через три после развода, когда я на кухне кормила Софию кашкой.
– В каком смысле? – уточнила я, продолжая впихивать ненавистную массу в ротик дочери. Кашу она не любила, но противиться маминому напору не могла. Правда, иногда плевалась, тут главное было вовремя увернуться.
23 
