– Я не знаю. Не знаю. Я не могу тебя забыть, – пробормотал он.
– Ну что ж, это свидетельствует о том, что у тебя пока еще нет болезни Альцгеймера.
– Твои родители сказали, что... что я могу оставить тебе сообщение. Кажется, они решили, что я – просто какой-то твой друг, который хочет тебя поздравить.
– А ты чего хочешь? На самом деле? – поинтересовалась я.
Он задумался, а потом коротко сказал:
– Тебя.
– А что потом? – аккуратно спросила я.
Он вздохнул и пробормотал:
– Все, что захочешь!
Я ухмыльнулась. У него было такое лицо, как будто он только что принес себя в жертву страшной, злой и жестокой богине Любви. Интересно, и чего он от меня ждет? Что мне теперь делать? Падать прямо ему в руки? Мечтать о счастливом будущем? Примерять белое платье? Или бежать покупать ему носки? Сейчас я была гораздо позитивнее настроена в отношении всего этого безобразия. И мечты о гордом одиночестве меня почти не посещали. Да и независимость уже как-то утратила свою актуальность.
– Ну, что скажешь? – с волнением спросил он, а бутылка в его руках дрожала.
– Да что тут скажешь? Словами тут не поможешь, – рассмеялась я и бросилась к нему.
Смешно мы, наверное, смотрелись с ним – парочка тощих Кощеев, вцепившихся друг в друга. Мы не могли оторваться друг от друга, а я и не знала, что можно вот так, до боли в теле, хотеть, чтобы кто-то просто был рядом. Независимость – другое название для одиночества, только и всего. Я стояла в объятиях Максима, глядела на его беспокойное тонкое лицо, оттененное мягким уличным светом, разливавшимся в моем окне, и думала, что, какими бы мы ни были сумасшедшими, гордыми упрямцами, все же есть надежда, что вместе нам будет куда лучше, чем друг без друга.
Эпилог
В конечном итоге все получили именно то, чего хотели. Некоторые, правда, долго этому сопротивлялись, но и они (а я имею в виду в первую очередь саму себя) успокоились и приняли неизбежное и неотвратимое. Я попала наконец в святая святых – в дом Синей Бороды, в его похожую на сарай квартиру около Остоженки. Но я не боялась, ведь сама я, по сути, была дочерью Черной Бороды, пирата, опасного морского, вернее, московского волка. Ничего так получилась семейка, один другого краше, но лично мой папа, когда узнал, что у его строптивой дочери есть... как бы это выразиться... не совсем молодой человек, пришел в восторг. Во-первых, от перспективы хоть и не сейчас, но в будущем заполучить в зятья одного из лучших московских адвокатов, а во-вторых, со временем все-таки дождаться внука (или, ладно уж, внучку).
– Дочка, что ж ты молчала! – все возмущался он, глядя на то, как я улыбаюсь счастливой, глупой и такой банальной улыбкой, сидя за нашим круглым столом. Представлять никого никому не пришлось – все и так знали друг друга, а все же мой Журавлев смотрелся невероятно смешно в роли моего кавалера. Первого человека в истории, кого я официально привела в дом знакомить с отцом. Когда перед нами открылись двери моего «гостеприимного» отчего дома, Максим долго медлил, прежде чем сделать шаг и войти в нашу прихожую. И все же он его сделал. Как космонавт, ступивший впервые в истории на Луну. «Маленький шажок для человека – огромный шаг для всего человечества». И в нашем случае для всей семьи Хрусталевых.
– А она вообще неразговорчивая, – пояснил чуть улыбнувшийся Максим.
– Это да, – кивнул папа и тоже улыбнулся. Что и говорить, у них было много общего. Им обоим приходилось иметь дело со мной, а это, как известно, совсем непросто.
– Ну, а свадьба когда? – заинтересовалась мама, хоть папа и шикал на нее в испуге.
– Ну, это как Ника решит, – пробасил Журавлев.
– Тогда мы ее никогда не дождемся, – вздохнул отец и добавил: – Ты имей в виду, Ника, у меня времени может оказаться совсем мало.
– Я учту, – кивнула я, хотя сосредоточенные люди в белых халатах недавно нас обнадежили, стали постоянно употреблять незнакомое слово «ремиссия» и улыбаться уголками губ. Сказали, что со временем, если все будет хорошо, можно будет говорить об операции. Но папа уже приспособился использовать собственное нездоровье в корыстных целях. Что ж, я его за это винить не могу – такой уж он человек.
– Если ты на ней женишься – я тебе сделаю твою собственную юридическую фирму, – пообещал отец. – В качестве приданого.
– Получается, что он тогда женится на мне из корыстных побуждений, – пожаловалась я, а папа только улыбнулся и сказал, что, если бы понадобилось, он бы вообще согласился его мне купить на корню.