Последние отзывы

  41  

– А я помню! – радостно заверил меня Димка. – Мы целовались.

– Ты целовался со всеми подряд, – возмущенно добавила Лерка. – Со мной тоже.

– Да? – осклабился Димка. – Хороший был выпускной.

– А я помню только, как, пардон, блевал с корабля на дельфина, – добавил подробностей Санька.

– Фу, ты что! – возмутилась женская часть собрания. Мужская захохотала.

– А что? Приятно вспомнить юность, – гордо заявил он и передал нам помидорчиков. В целом мы неплохо отдыхали. Я имею в виду всю школу, переместившуюся почти в полном составе на пляж. Неподалеку бедокурили еще какие-то классы, все уже перезабыли, кто постарше, кто помладше, а просто носили друг другу гостинцы, купались вместе, кокетничали, кадрили девчонок. И мне вдруг стало как-то хорошо на душе, несмотря на то, что так ничего и не удалось узнать о Яшке. Ну и пусть, а жизнь-то идет, и идет она непонятно куда. И ребята наши вон какие стали мужики матерые. Таким только волю дай – моментально трахнут, знаю я таких веселых, много их в жизни перевидела. Вон как Димка смотрит, как есть лопает меня глазами. Но только шиш ему будет, а не комиссарского тела. Я теперь от таких отбиваюсь на раз, в любом состоянии.

А тогда, на выпускном, все были еще зеленые, романтичные, и пить не умели. Не один Санька с корабля на дельфинов, пардон, извергался. Мне тоже было ой как плохо потом, да и у Лерки, помню, к концу поездки, после всего того несочетаемого, лихорадочно нами в себя влитого, тоже четко обозначилась морская болезнь, которой до того не было отродясь. И мальчишки признавались в любви и лезли целоваться и клялись, что не хотят расставаться и покидать школу, а мы отвечали им взаимностью, то есть целовались и говорили, что будем помнить нашу школу всю жизнь. И хоть должно было мое подсознание подсказать мне, что вести себя так нехорошо, я была уверена, что не делаю ничего плохого. Подумаешь, целовалась. Я даже не стала этого от Яшки скрывать (язык мой – враг мой, и так всю жизнь!). И вообще, Яшка должен был быть тогда в Киеве, сдавать сессию. Третий курс. Взрослый, совсем взрослый, мой любимый, мой первый мужчина. А мы – совсем дети. И мальчишки на катер протащили несколько бутылок водки. Шампанское нам наливали и так, а они, прохиндеи, вливали в него водку, когда никто не видел. А может, и видели, только решили, что выпускники, мол, имеют право.

– А кто все-таки тогда водку на корабль пронес? – спросила я. – Кто этот паразит?

– Страшная тайна, – усмехнулся Стас и кивнул на Димку.

– Ну, кто бы сомневался, – вздохнула я. Не одной мне водка жизнь сломала. Оказалось, что Яшка приехал домой специально, чтобы поздравить меня с окончанием школы, и ожидал меня с корабля на бал, чтобы принять в свои жаркие объятия, о которых я, между прочим, только и мечтала. Но домой я была доставлена практически в бессознательном состоянии (фу, как безответственно, как возмущалась моя мама!) и к настоящей любви была неспособна. А с утра меня ждало первое в жизни объяснение с любимым. Первое и последнее. Он с пристрастием допросил меня, как я дошла до жизни такой, обидел меня своими грязными подозрениями в измене, долго допытывался, почему у меня все губы красные и отчего у меня на шее засос. А я просто не помнила. Смутно догадывалась, что это Димкиных рук, вернее, губ дело. И поделилась догадкой с Яшкой. После чего он окончательно взбесился, обзывал меня всякими непристойными словами, что-то из серии «ты, жена моя, мать моих детей, как ты могла!» и обвинял в давней тайной связи с одноклассниками. А я в ответ слабо отбивалась аргументами, что не умею пить, почти ничего не помню, никого, кроме него, не люблю и что вообще у меня голова болит, а у него в городе небось тоже есть с кем целоваться. Откуда я знаю, чем он там, в своем Киеве, занимается?

– Я никогда не думал, что ты такая! – кричал он.

– Я никогда не думала, что ты такой! – вопила я, испытывая одновременно жуткую обиду, жуткий страх и жуткое похмелье. За этим, как водится, последовали слова «нам надо расстаться» и «ты… ты просто… просто… для тебя просто нет слов, как тебя назвать, я больше ни на секунду не хочу тебя видеть». По большому счету, это была просто ссора, что может быть глупее, чем всерьез к ней относиться, но… он вылетел из моего дома как пробка из бутылки и усвистел в Киев досдавать свою сессию без меня. А я, проплакав несколько дней и втайне надеясь на его звонок, чуть не сошла с ума от мысли, что мы больше никогда не будем вместе, и запрыгнула в поезд, несущийся в Москву на всех парах. Просто потому, что больше не могла находиться с ним на одной планете и не иметь возможности уткнуться носом в его бесформенную размахайку, пахнущую хозяйственным мылом. Или посмотреть в его смеющиеся глаза. А Москва и Бердянск – это, как я уже говорила, планеты разные. И все из-за водки дурацкой. Кстати, почему это мне давно не наливали? Я оглянулась и нашла Димку рядом с собой.

  41