А Василиса не удивлялась. Василиса сидела и тихо радовалась этому совершено искреннему и такому внезапному проявлению его ревности, потому что женщиной все ж была. Юной совсем, неопытной, но женщиной же. Потому и догадалась наперед, и поняла особым, природным каким–то чутьем, что такое означает эта его ревность, и что это очень даже хорошо, и это слава богу, и очень ей она приятна, эта его ревность…И будто даже колокольчик внутри у нее в этот момент прозвенел – поздравляю, мол, тебя, милая девушка Василиса, с наступающим прекрасным праздником. И сердце даже чуть зашлось, защемило короткой искоркой радости, будто провел кто по нему мягкой щекочущей кисточкой…
— Так хочешь мне помочь, говоришь, да? - нарушив неловко–счастливую эту паузу, спросила она вдруг. Совсем уже другим голосом спросила. Женским уже, взрослым, многие вещи понимающим голосом. И Саша тоже его услышал, этот ее новый голос. И улыбнулся ему навстречу приветливо:
— Да. Хочу. Очень, очень хочу помочь. Просто терпения уже нет, как хочу тебе помочь…
— Ну что ж, и помоги тогда. Я и согласная. И с удовольствием твою эту помощь приму. Ты вот отнеси свои романы в издательства, а гонорары мне отдашь… Идет? А никакой другой помощи я и не возьму больше…Только такую…
— Ах ты, хитрюга монгольская! – весело вдруг расхохотался он и тут же прикрыл испуганно рот ладонью, оглянувшись на кухонную дверь. – Молодец какая… А если не возьмут у меня мою писанину?
— Возьмут! Я знаю. Я в этом просто уверена…
— Да почему?
— Да потому! Потому, что нельзя всех под один формат загнать! Времена сейчас другие. Сам же говоришь, у детей земли одни потребности, у детей солнца – другие совсем… Выбор широким должен быть. Вот и твой читатель найдется. В избытке даже. Я же вот нашлась! Я буду первой яростной поклонницей твоего писательского таланта…
— Ну что ж… Раз, говоришь, по земным законам всем жить надобно… Ладно, отнесу.
— Слово даешь?
— А то! Да чтоб мне треснуть, отнесу!
— А когда?
— Вот пристала…Сказал же, отнесу! Потом…
— Ну, когда?
— Скоро!
— Тогда завтра!
— Ладно, завтра.
— И прямо с утра…
— Так это утро уже через час наступит! Посмотри, скоро светать за окном начнет…Что, мне и спать совсем не ложиться?
— Нет. Вот сейчас посидим еще, потом завтрак приготовим, а потом и пойдешь сразу.
— Вот же зануда ты монгольская…Такая молодая, а уже зануда!
— Да сам такой…
*** гунчик? — вдруг ют.
16.
Василиса и в самом деле на своем таки настояла. Распечатав несколько экземпляров самого удачного , как ему показалось, романа, Саша обошел с утра три издательства и возвращался домой совершенно этим походом измотанный, ругая себя на чем свет стоит - пошел, идиот, на поводу у девчонки… И откуда она взялась только на его голову, Василиса эта монгольская… Ходит вот теперь, обивает пороги. Тоже, поход за литературным признанием. Как будто без признания этого ему никак не жилось…
— Ну что, отнес? – встретила она его в дверях нетерпеливым вопросом. – Что тебе там сказали?
— Ничего не сказали, — буркнул он ей в ответ рассерженно, снимая куртку. - Что мне могут сказать сейчас? Вот прочитают и скажут…
— А когда? Когда прочитают–то? – подпрыгнула Василиса от нетерпения и даже ногой притопнула, как коза. – Ну, Саша… Ну, говори–и–и–и….
— Через две недели сказали подойти. Не раньше.
— Ой, как долго… Целых две недели ждать…Ну что ж, будем ждать…
Больше они к этой теме не возвращались. То есть не проговаривали своего этого ожидания вслух. На самом же деле ждали, конечно. Иногда Василисе казалось, что она и не проживет эти долгих две недели – она их просто переждет, как на вокзале. Вот первый день прошел, вот второй, вот третий…И время, как назло, а впрочем, как и всегда в ожидании, потекло совершено медленно, скрипуче и монотонно–тревожно. И Саша ждал. Он никак не хотел себе в этом признаваться, но ему уже не безразлична была судьба его детища, его отнесенного по издательствам романа. И еще – он никак не мог объяснить себе счастья этого волнующего их общего ожидания. А оно было именно общим, нераздельным, одним на двоих, и именно счастливым. О чем бы они ни говорили, о чем бы ни молчали, что бы ни делали - все равно они ждали. Вместе. Долго, терпеливо, мучительно. Смотрели друг на друга и читали один и тот же в глазах вопрос – сколько там еще осталось…