Особенно,... 
50 
– Так что же, ты не пойдешь и не скажешь ей все? – спросила я. – Или пойдешь?
– Я надеялась, что к ней пойдешь ты, – вдруг заявила она.
– Я? – вылупилась на нее я. – Ты с ума сошла? С чего бы мне-то с ней отношения портить?
– А почему это ты испортишь отношения? Теперь, когда ты все знаешь, разве это не твой святой долг – рассказать ей все как есть? Разве ты имеешь право молчать, зная, что ее муженек ей изменяет?
– Ты точно чокнулась. Ничего я ей не скажу.
– И будешь смотреть, как муж ее обманывает? – поддела меня Сашка. – Да ты сама не сможешь. Ты же честная! – и в ее словах было столько высокомерия или даже презрения, что я ужаснулась.
– Никогда не думала, что это недостаток. И потом, никакая я не честная. И ничего я ей не скажу. Сама говори, если тебе надо. Я эту бомбу взрывать не собираюсь. Вестников, приносящих плохие вести, всегда убивали.
– Я не могу, – она покачала головой.
– Почему? Совесть? Ты же сказала, что у тебя теперь совести нет, одна сплошная жажда убийства! Ты же крови жаждешь!
– Я не могу, потому что Стас меня тогда убьет, – перебила меня она.
– Да что он может тебе сделать? Бросит тебя? Ха-ха! Три ха-ха!
Сашка спокойно подождала, пока я перестану истерично хихикать, но ее глаза оставались серьезными. Потом она вздохнула и продолжила:
– Во-первых, ты его плохо знаешь. Ты забыла, что он Ольховскому руку сломал. И никто не знает, из-за чего на самом деле. Если ты хочешь знать мое мнение, то уж точно не из-за меня.
– Почему это? Обманутый муж…
– Этот обманутый муж, стоя в офисе и глядя, как мы лежим голые на кожаном диване в директорской переговорной, только ухмыльнулся и сказал, что не будет нам мешать. И добавил, что мне определенно следует похудеть, – горько рассмеялась она. – Что я смотрюсь тяжеловесно… сзади.
– Какой кошмар.
– После этого он вышел из переговорной, а минут через пять крикнул, что, если мы закончили, ему нужно переговорить с Ваней. По работе. Так что уверяю тебя, дело не во мне. Плевать ему на меня с высокой колокольни. Он бы, может, давно ушел, если бы повод был. А почему он Ольховскому руку сломал, никто не знает.
– Кроме Ольховского, – резонно заметила я.
– Кроме Ольховского, – задумчиво протянула Сашка. – Кроме него. Но он тоже молчит и не звонит. А когда я ему позвонила, сказал, что сейчас у него сложный период. Сложный, а? А у меня легкий. И попросил пока притормозить. Вот я теперь и торможу. Сижу тут, не знаю, куда мне деваться. А всем важно только, чтобы Марлена ничего не узнала.
– Он тоже тебя просил ничего не говорить? – поинтересовалась я.
– Не то слово. Умолял. Говорил, что не хочет делать ей больно. А мне делать больно хотят все!
– Ты сама делаешь себе больно. Саша, ты должна забыть их всех и жить дальше, – я встала и вынула у нее из рук еще одну, уже третью за этот час, сигарету. – Тебе не нужно все это. Месть, злоба, ненависть. Ты понимаешь, что все это только разрушает тебя. Тебя, а не их. А уж Марлена-то тебе точно ничего не сделала.
– Зато я сделала ей. Я не могу с этим жить, – выдавила из себя Саша и вдруг расплакалась. Наконец-то.
Я обняла ее, прижала к себе и долго стояла так у окна и бормотала: «Ш-ш-ш! Ничего-ничего, все пройдет. Ты у нас поправишься. Ш-ш-ш!»
– Ну, лучше?
– Не-ет! – всхлипывала она.
– Это хорошо. Давай-ка я сейчас позвоню Тимке, заберу твоих мальчишек, а ты побудешь сама с собой.
– Я не хочу сама с собой. Я сама себя ненавижу.
– Глупости, – фыркнула я. – Ты просто сделала ошибку. Одну глупую и такую человеческую ошибочку. А уж накрутила, накрутила-то! Все пройдет.
– Но я больше никогда не приду на наши встречи! – снова зарыдала в голос она. – Знаешь, а вот это хуже всего. Вы без меня будете ездить в рестораны, будете гулять и ходить в баню. А я буду одна сидеть тут!
– Не будешь ты сидеть одна. Все утечет, все исчезнет, как дым. Ты только дай время, – говорила я, хотя в чем-то я была с ней согласна. Вряд ли мы когда-нибудь снова сможем, как раньше, прийти в какой-нибудь очередной новый кабачок, найденный Басей, и будем болтать и смеяться все вместе. Что-то, возможно, и исчезнет. Такие вещи, как измена, не проходят бесследно. Тут уж не поспоришь.
Глава 11,
где нам явно недостает золота
Тимофей сидел на моем диване, поджав под себя ноги, держал в руках маленькую пластмассовую подставку, на которой уже битый час (ну хорошо, минут пять, но очень длинных) перебирал свои буквы. Я сидела, еле сдерживая себя, потому что у меня было вполне сформированное слово «ЯВЛЕНИЕ», в котором не хватало только буквы Н, но она была на поле игры «Скраббл» и стояла очень удачно – можно было отхватить тройной счет слова. Причем какого слова! Из семи букв, одна из которых Я – редкая и дорогая. Теперь только одно отделяло меня от суммы в тридцать восемь очков – это некий призрачный риск, что Тимофей выложит какое-нибудь мелкое и незначительное словцо на то место, без которого мне не сорвать свой мегакуш. Вот я и нервничала. Старалась не показывать этого, но получалось это у меня очень плохо. Я все время косилась на ту часть поля, которая была мне нужна. И в конце концов даже Тимка начал ухмыляться.
50 
