Особенно,... 
42 
Я подошла к квартире Карасика. Стас ушел, так и не починив звонок в тамбуре, поэтому пришлось звонить по телефону, чтобы она мне открыла.
– Привет, ты как? – спросила я, хотя и без слов было понятно, что Сашка – не очень хорошо. Она стояла в дверях, лохматая, в старых трениках, бледная от недосыпа и недостатка свежего воздуха. Впрочем, кому охота в Новый год попасться в лапы московского свежего, но очень холодного воздуха. Все мы сейчас бледны, как вампиры.
– Нормально, – мрачно кивнула она. – Заходи. Ты сама-то как-то потрепалась. Пила, что ли?
– Ты знаешь, я не пью, – заюлила я. – Но с Басей по-другому бы и не вышло. С ней свяжешься…
– Заходи. Ты за рулем?
– Не-а, – я покачала головой, увидев, какой непроходимый бардак стоит у Сашки в квартире. Я все понимаю, тесниться в однокомнатной квартире семье из четырех человек – это не самый большой комфорт и праздник. После утра, проведенного в просторном ухоженном семейном доме Марлены, Сашкина однушка смотрелась будто после бомбардировки. Теплые зимние штаны мальчишек валялись на полу около завешанной пуховиками и куртками вешалки. Сапоги стояли вперемешку тут же, некоторые из них – прямо на штанах. В углу пылились несвязанные между собой лыжи и лыжные палки – не меньше трех пар, точнее подсчитать трудно – слишком уж они стояли вповалку. В люстре перегорела лампочка, прихожая освещалась только с помощью бра, оно светило тусклым, мутным светом. Вот только Сашкиных сорванцов не было видно.
– Проходи в кухню. А как ты добралась? Пешком? – уточнила она. Неспроста. Наверняка хотела куда-то на мне поехать. Не удастся.
– Меня Тимофей подвез.
– Твой монтер? У вас что, роман? Зачем он тебе? Сколько ему лет?
– Воу, воу! Сколько вопросов сразу. Он не просто монтер. У него свой сервис.
– Палатка? Гаражик? – усмехнулась Саша, вытаскивая из покрытого жирными пятнами кухонного шкафа стакан. Видимо, для меня.
– Ну и что, что гаражик. Зато у него есть свое дело.
– Это у Ольховского свое дело. А у твоего Тимофея – шарашка на три копейки. Без обид. Я просто констатирую факты.
– А ты не могла бы констатировать факты с другими людьми. Я, между прочим, с Тимкой дружу.
– Дружишь? – Сашка подняла бровь и недвусмысленно хмыкнула.
– Да, дружу. И вообще, чего у тебя за настроение? – возмутилась я. Карасик явно пришла в себя за эти дни. На праздновании Нового года она была куда подавленнее, а теперь к ней вернулась ее пресловутая критичность, которую я, признаться честно, терпеть не могу.
– Ладно, не злись. Галочка, ты что будешь? Чай, кофе или ликер? У меня есть отличный мятный ликер.
– О, нет. Только не ликер. Давай чаю. А где твои пацанчики?
– Ну, как знаешь. А я выпью, – проговорила она и деловито нацедила себе в стаканчик густой зеленой, сильно пахнущей жидкости. – Мальчишек родители взяли к себе погостить. Ну что, как там у Марлены?
Я была ошеломлена: как же так! Меня выдернула из теплой компании, чтобы я с детьми ее повозилась, а их на самом деле давно уже не было дома. Но делиться с Сашкой своим удивлением не стала.
– Ты знаешь, она обиделась, – я ухватилась за так удачно подброшенную мне тему. Не надо будет самой ее поднимать. – Она искренне тебе сочувствует, даже ходила с нами в фитнес-клуб, чтобы с Сухих разобраться.
– О, слушай, расскажи мне об этом, – оживилась (то ли от разговора, то ли от ликера) она. – Как вам вообще пришло в голову туда пойти? И как она себя вела? Что говорила?
– Мы ее прокляли! – гордо заявила я. – Конкретно ее прокляла Авенга, конечно. Но мы тоже были там и помогали ей всей своей аурой. Мы просто распространяли ненависть.
– Ну, молодцы, – рассмеялась Саша. Как-то истерично, надо признать.
– Она пыталась хорохориться, конечно. Вела себя нагло. Смотрела в глаза, да еще отказалась из клуба уходить.
– А вы ее пытались уволить? – еще сильнее загорелась Караська. – Ну вы вообще лютые!
– Мы такие. Мы за тебя мстили. Никто не имеет права разрушать семью нашей подруги. Но Сухих, к сожалению, слишком наглая особа. Кто ж знал, что она такая. Впрочем, я всегда подозревала. Никогда она мне не нравилась.
– А мне она нравилась, – вдруг заявила Сашка. Я заткнулась и уставилась на нее. Она кивнула и нервно отхлебнула из стаканчика. – Нравилась. Умеет жить.
– Это да. Легко относится ко всему, не задумывается над такими, никому не нужными, вещами, как совесть, честь.
– Так что конкретно она сказала? Про то, что случилось? – поинтересовалась она.
42 
