Мы побежали открывать двери. Авенга влетела в прихожую на третьей передаче, полы ее дубленки развевались, рыжие волосы тоже, сама она явно с трудом затормозила, а то бы так и кружила по холлу без остановки. Мы огляделись в недоумении.
– А… где Карась?
– Не поехала, – выпалила Авенга и сбросила дубленку на руки Марлены.
– Что? Но как это?
– Меня спрашиваете? – изумилась она. – Откуда я знаю.
– Интересная постановка вопроса, – Бася скривилась и развернула корму обратно в сторону масштабной Марлениной кухни. Я поплелась за ней. Авенга каким-то образом обогнала нас на повороте и плюхнулась на стул во главе стола. Марлена осталась в прихожей – вешать дубленку.
– Я зашла за ней, предложила ей навести на Сухих порчу, сказала, что мне еще надо будет заправиться по дороге. Бензин подорожал, черт знает что.
– Авенга, ты можешь говорить по порядку? – возмутилась я.
– А я как говорю? Бензин подорожал, а еще, говорят, будет акциз…
– Что она сказала? Она, Карасик?
– А она сказала, что очень извиняется, но не может никак поехать сегодня к Марлене.
– Но ты спросила хоть, почему?
– Конечно! – Авенга вытащила сигареты из своей странной сумки-торбы с росписью и вышивкой в каких-то символически-магических традициях.
– И что?
– Она сказала, что объяснит потом. Передала вам всем привет.
– Привет? – в полнейшем изумлении оцепенели мы.
– И еще передала печенюхи. Где же они? А, я в машине забыла, – Авенга дернулась, но все мы хором зашипели на нее, что, если она двинется с места, мы сами ее «попортим» так, что снимать порчу потом будет травматолог.
– Но как она могла не поехать? Мы же собрались тут из-за нее. Может, у Карасика травма? Может, надо к ней туда ехать? Она ничего не может с собой сделать? У нее же дети! Как она выглядела!
– На самом деле она выглядела… занятой. У меня было ощущение, что она вообще куда-то спешила. Слушайте, у кого-нибудь зажигалка есть? Я свою тоже, кажется, в машине забыла. Вы кофе пьете? Мне нальете? – Она говорила быстро, меняла тему молниеносно, постоянно забывала, что в доме Ольховских все равно не курят. Иногда у меня возникало такое ощущение, что Авенга – это экзотический дикий зверь, точнее зверек. Не то чтобы тигрица или леопард. Что-то вроде шиншиллы. Маленькая, верткая, издалека похожа на хорька, но приглядишься и увидишь странную своеобразную грацию. И шубы из них прекрасные. То есть есть в них что-то беззащитное, несмотря на все зубы и когти.
– Но ты что, просто так и ушла? – озадаченно допрашивала ее Бася.
– А что мне, курить у форточки, плеваться в мусоропровод? Чего мне было ждать? Так что, вам печенье нести?
– Так, надо срочно ехать ее спасать, – подвела итог Бася.
– Да? А вдруг ее вообще дома нет, – возразила Марлена, которой наверняка никуда ехать не хотелось.
– А вдруг она сейчас вены себе порежет? – нарисовала кровавый сценарий киношная Бася.
Вообще, надо сказать, у нее давно уже заметны следы профессиональной деформации. Если ты все время работаешь над дикими сюжетами, снимаешь бессмысленные пафосные ток-шоу про маньяков, брошенных женщин и банды подростков, то перестаешь отслеживать грань между реальностью и тупым телевизионным вымыслом.
– Что ты такое говоришь, с ума сошла? – возмутилась Марлена, а я бросилась к телефону.
– Говорю вам, ничего с ней не случится, – бросила Авенга торжественно и даже немного высокопарно.
– С чего ты взяла? У тебя было видение? Тебе руны сказали? – юродствовала Бася. Тут я услышала в трубке долгие гудки, громко зашипела и принялась махать руками.
– Я дозвонилась, заткнитесь.
– Алло? – ответила Сашка через десять гудков. Голос был… скорее сонный или усталый, но не такой, какой должен быть у подруги, которую ждут с пирогами, а она не пришла.
– Ты как? Мы все волнуемся.
– Я в порядке, – Карасик встрепенулась. – Вы зря нагоняете панику. Мне просто нужно было срочно в одно место поехать. Честно, я очень извиняюсь, но это было правда важно.
– Да? Ну, хочешь, подъезжай попозже. Мы будем тут еще часа три, – я глянула в сторону Марлены, и та бодро закивала. В конце концов, раз уж мы все тут так удачно собрались, не расходиться же. К тому же пироги. И «пирожные».
– Нет, я не смогу. Я… я позвоню, ладно? – попросила она отчужденным, каким-то закрытым, застегнутым на все пуговицы голосом. И повесила трубку. Я автоматически сказала молчащему аппарату, что да, позвони, мол. И сообразила, что меня уже никто не слышит.