— Просим! — сказал Атанас и широким жестом пригласил нас в дом.
Когда мы вошли, Киззи подскочила и помогла мне снять пальто. Но дверь отчего-то все еще была широко раскрыта. Я осталась в тонком шелковом платье и почувствовала, как холод пробирает меня до костей: из двери несло вечерней сыростью. Тут я увидела, как Атанас окинул мой наряд быстрым оценивающим взглядом, и невольно выпрямилась. Он мимолетно улыбнулся и пригласил нас пройти в гостиную.
— Специально для дорогой гостьи мы разожгли камин, — сообщил он. — Такая прекрасная райская… — на этом слове он запнулся, потом мягко продолжил: —…птичка должна чувствовать себя комфортно.
— Спасибо, — едва сдерживая дрожь, ответила я и прошла внутрь гостиной.
Там действительно горел камин. Я уселась в кресло, повернутое спинкой к нему, тут же ощутив живительное тепло, идущее от огня. Грег устроился на ручке моего кресла, что меня немного успокоило. Атанас и Порфирий сели напротив нас на диване. Я изучала обстановку гостиной, тонущую в полумраке. Видны были мягкие диваны, кресла, высокие вычурные светильники с округлыми абажурами. Слева от меня находился овальный стеклянный столик, основанием которого служили искусно вырезанные два дракона, вцепившиеся друг другу в хвосты. Я перевела взгляд на распахнутую дверь. Огромный темный проем, залитый серым туманом с поблескивающими сквозь него таинственными огоньками, казался входом в преисподнюю, я невольно поежилась и стала смотреть на отблески огня, падающие на шерстяной ковер, расстеленный между креслами.
В этот момент Киззи принесла поднос с чашкой, кофейником и вазочкой с конфетами.
— Для дорогой гостьи, — повторил Атанас.
Киззи торопливо пододвинула ко мне столик, постелила кружевную салфетку и поставила угощение. Налила кофе, молча поклонилась и ушла.
Я в каком-то оцепенении смотрела на Атанаса. Да, он выглядел именно благообразно, как и говорил Дино, но я нутром чувствовала холод, исходивший от него. Это было крайне неприятное ощущение, и я подумала, что если Грег и Рената — «иная форма жизни», то Атанас уж точно мертвец. Но мертвец, выглядящий как живой импозантный пожилой мужчина и от этого казавшийся мне еще ужаснее. Я поняла, насколько была наивна, полагая, что смогу хоть в чем-то убедить такое существо, смогу произвести на него благоприятное впечатление. Мое вычурное роскошное платье казалось мне уже крайне неуместным, и я подумала, что идеально было бы надеть что-нибудь типа паранджи.
— Лада, вы восхитительны в этом наряде! — сказал Атанас, словно подслушав мои мысли.
Я невольно вздрогнула и попыталась вспомнить, что говорил Грег насчет способностей Атанаса читать мысли. Кажется, именно этого дара он был лишен. Однако мне не давало покоя, что Атанас может копаться в моей голове, и я решила при первом же удобном случае поточнее выяснить у Грега о способностях его близких.
«И почему я так плохо подготовилась к встрече? — с тоской думала я. — Вот о платье позаботилась. А нужно было у Грега заранее все выяснить, тогда сейчас я была бы во всеоружии и знала, на что рассчитывать!»
— Спасибо, — робко ответила я и дрожащей рукой взяла чашечку с дымящимся кофе. — Вы тоже хорошо выглядите, — добавила я, пытаясь быть любезной.
Атанас рассмеялся, обнажив белейшие заостренные зубы.
— Благодарю, милая Лада, — ответил он. — Давненько я не получал комплиментов. Да, Фиря?
— Тебе лучше знать, — быстро сказал Порфирий и мило улыбнулся. — Мы рады, что наконец-то имеем возможность познакомиться с очаровательной избранницей нашего Грега.
— Хорошо сказал! — оживился Атанас и даже заерзал на месте.
Потом подмигнул мне. Я с изумлением на него посмотрела. Казалось, он меняется на глазах. Из благовоспитанного и даже немного чопорного деда он превращался в этакого живчика с озорными глазами. Атанас толкнул локтем в бок Порфирия и весело произнес:
— Чего замолчал, соловей ты наш? Девушки любят комплименты. Не так ли, Лада?
И он вновь мне подмигнул. Я не понимала такого оживления и насторожилась еще больше.
— А ты ведь девушка, — заявил Атанас и вдруг облизнулся совсем по-кошачьи, — юная, хорошенькая, свеженькая!
Я увидела, как приподнялась его верхняя губа, но он тут же принял невозмутимое выражение и сжал рот. До меня дошло, что это его оживление связано с возбуждением при виде «жертвы». Мне снова стало страшно.