– Дашенька, ну что вы говорите… Я не то имела в виду…
– Ладно-ладно, Маргарита, прощайте, – кося глазом на часы, стрелки которых беспощадно приближались к полуденному времени, быстро проговорила Даша. – Всего вам доброго, не обижайтесь…
Положив трубку, она ринулась в прихожую, стала торопливо одеваться. Надо бежать, скорее бежать… Только вот куда? Господи, да к Наташе Егоровой, конечно! Баба Зина ее не выгонит! А там видно будет! Да и Наташу проводить надо, она обещала…
На улице было холодно. Ноги не слушались, дрожали после болезни. И все тело моментально прошибла противная мокрая слабость, и затошнило сильно. Она даже остановилась посреди дороги, задышала часто, пытаясь прийти в себя. А отдышавшись, подумала вдруг: «Надо бы Тимофееву сказать, что Наташа уезжает…» Она и сама не поняла, отчего эта мысль пришла ей в голову. Перспектива тащиться в десятую школу на другой конец города, чтоб сообщить ему это известие, ее вовсе не привлекала. Очень хотелось в тепло, выпить горячего чаю… Да и съесть чего-нибудь не помешало бы… Но, вздохнув, она все же повернула обратно и поплелась по обледенелому тротуару на другой конец города, в старую неприглядную десятую школу. Все-таки пусть Тимофеев знает. В конце концов, это же для него навсегда… Какое страшное слово – навсегда! Навсегда увезут его сына, навсегда он его потеряет… Она и сама, наверное, бежит от него, от этого навсегда…
Поскользнувшись на ледяной колдобине, Даша интуитивно схватилась за живот и сама удивилась этому своему жесту. «Потерпи, малыш, скоро придем. Все равно ж надо Тимофееву сказать! Ты потерпи. А потом пойдем к бабе Зине, будем с тобой чай пить горячий…» – проговаривала она про себя ласково, впервые обращаясь к своему ребенку. И это было замечательно. Это было так замечательно, господи! Она и не предполагала раньше, как это может быть здорово. Он там маленький, он живой, он родной, он ее ребенок, ее дочка или сын… Ей даже показалось, что он шевельнулся слегка внутри, отвечая ей согласием – я и не против, мол. Надо так надо. Иди к своему Тимофееву, только осторожненько, не скользи на колдобинах и не падай зря…
На этот раз Даше не пришлось стоять в сторонке около крыльца десятой школы в ожидании Сашки Тимофеева. Повезло. Уже на подходе он собственной персоной сам вынырнул перед ней из какого-то переулка, шел понуро и весь съежившись, опустив глаза в землю. Так бы и прошагал дальше, если б Даша его не окликнула:
– Тимофеев! Подожди, не уходи! Я же к тебе иду…
– Даша? Ты? – обернулся он удивленно и остановился, поджидая ее. – Ты ко мне идешь? Что-то случилось?
– Случилось, Сашка. Наташа сегодня уезжает. С Костиком. Навсегда. Понимаешь?
– И что? – немного помолчав, вызывающе вскинул голову Сашка. Только вызов его, Даша успела заметить, нелепым каким-то получился. Петушиный вскрик какой-то, в самом деле, а не вызов.
– Да ничего! Уезжает, и все. Навсегда, говорю.
– А зачем ты мне это говоришь?
– Так, – пожала плечами Даша, – просто чтоб ты знал…
– Зачем?
– Да ну тебя, Тимофеев! – рассердилась она вдруг и сильно вздрогнула на ветру, и даже зубы клацнули некрасиво от пронзившего ее холода. – Что да зачем… Ну тебя! Пошла я…
– Ты и впрямь дрожишь вся…
– Да уж, задрожишь тут! Холодно у вас, Тимофеев. И ласточки все от холода подохли. И эльфы тоже. И тем более принцы прекрасные. А жаль.
– Какие ласточки, Даш? Какие эльфы? Ты о чем?
– Те самые. Для Дюймовочки. Ладно, Тимофеев, пошла я. Пока. Иди дальше своей дорогой. И не придуривайся, что не понимаешь ничего. Все ты понимаешь, Тимофеев. И про ласточек, и про эльфов. И про принцев тоже. Все, пока…
Она резко развернулась и почти побежала в обратную сторону, смешно шаркая ногами по гололедице, чтоб не упасть. Падать было никак нельзя. Тонкий лед покрыл за ночь асфальтовую дорожку, можно сказать, голышом, не дав на нее и снегу упасть хорошенько. Упадешь на такую прелесть – живой не останешься. И потому, свернув за угол, она пошла чуть медленнее – отсюда уже и до Пролетарской улицы недалеко…
Серебристая Светина иномарка уже стояла в полной боевой готовности у ворот бабы-ЗиНиного домика, готовясь принять в свое комфортабельное нутро новых пассажиров. «Так и поедут, наверное, всем разросшимся семейством в Светино устроенное благополучие, – грустно подумалось Даше. – Света с Володей на переднем сиденье, все приемные детки – на заднем… Эх, Наташка, Наташка…»