Последние отзывы

  21  

– Да пойми ты наконец. У тебя нет другого выхода. Ты должна мне довериться. Иначе пропадешь. Изойдешь слезами, но ничего не добьешься. Тебе сейчас нужны силы. И если ты не возьмешь себя в руки, не осознаешь, что ты теперь ОДНА, без Макса, то очень скоро последуешь за ним в могилу. Ты бы посмотрела на себя в зеркало. Буквально за три дня ты превратилась в аморфное и слабое существо. Ты сейчас как никогда уязвима. И это после того, как ты сумела проявить себя совершенно с другой стороны. Я просто восхищаюсь тем, как ты угнала машину, как раздобыла денег, как выжила, наконец… Согласен, ты балансировала тогда между жизнью и смертью, но ведь ты же была другая. Совершенно другая…

Она достала из-под подушки большой носовой платок, шумно высморкалась и уставилась на Григория Александровича уже с интересом.

– Вы действительно полагаете, что мне под силу вернуться к нормальной жизни?

– Полагаю, что да. Просто тебе понадобится какое-то время, чтобы восстановить душевное равновесие… Абстрагируйся. Тебя же НЕТ. Ты же умерла. А девочка, которая сидит сейчас передо мной и сморкается в платок, – совершенно другой человек. Постарайся…

Она шумно вздохнула и снова легла. Повернулась к окну, положила руки под щеку и закрыла глаза.

– Если хочешь, я лягу с тобой. Ничего не будет. Просто я обниму тебя и попытаюсь передать тебе тепло своего тела.

Она тотчас повернулась в его сторону. Увидев, как он снимает халат, Зу-Зу почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Да, он выглядел именно так, каким она себе его и представляла.

«Прости меня, Макс», – подумала она спустя некоторое время, чувствуя, как тело лежащего рядом мужчины прижимается к ней.

20 июля

Однако утром она была готова убить его: он сдержал свое слово – «ничего не было». И Зу-Зу приняла это как личное оскорбление. Ничего подобного ей в жизни еще не приходилось испытывать. Сначала она возбудилась, затем перевозбудилась, а к утру ее даже затошнило от переизбытка чувств. Но самое ужасное заключалось в том, что она знала, что Григорий Александрович понимает все, что с ней происходит. Она видела это по выражению его лица (оно носило легкий оттенок иронии в сочетании с нарочитой заботливостью) и готова была высказать ему все это вслух. Но не высказала. Побоялась.

На кухне, куда она пришла после часа, проведенного в ванной, она наконец-то увидела женщину, которая помогала Григорию Александровичу по хозяйству. Ей было за пятьдесят. Круглое добродушное лицо, круглое мягкое тело, круглые глаза и круглые очки на носу. Немногословная и тихая, как и положено быть домработнице. Увидев Беллу, женщина тихонько выплыла из кухни, оставив на столе блюдо с горячими, аппетитно пахнувшими оладьями и судок с жарким.

– Спасибо, Зина, – услышала Зу-Зу голос Григория Александровича и почувствовала, как впервые за последние дни к ней вернулся аппетит. Он присутствовал, конечно, и в тот вечер, когда она угнала машину и покупала продукты в магазине, но ТОТ аппетит носил чисто физиологический характер. Теперь же, в этой светлой и уютной кухне, заполненной чудесными ароматами жареного мяса и оладий, она поняла, что к ней вернулось прежнее желание получать удовольствие от вкусной еды. Ведь, если разобраться, у нее теперь оставалось в жизни не так уж и много удовольствий. Одного – это уж точно – ее лишил этой ночью мужчина, который пролежал с нею в постели абсолютно голый, обнимая ее, но, измучив ее ожиданием, так ничего и не предпринял. Ей не верилось, что он поступил с ней так лишь из уважения перед ее чувствами по отношению к ее погибшему мужу. «А с другой стороны, – вдруг подумала она, усаживаясь за стол и с головой погружаясь в размышления, – именно вчера я была на похоронах. Не кощунственно ли было бы отдаться в этот трагический день первому встречному мужчине?» Она изо всех сил хотела проникнуться к Григорию Александровичу уважением и оправдать его действия (а точнее, бездействие), но у нее так ничего и не получилось. Когда он вошел на кухню, она сделала вид, что рассматривает сметану в вазочке.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Григорий Александрович… – начала она с пафосом, но почему-то замолчала.

– Мы же договаривались, что ты будешь звать меня просто Гришей или Григорием.

– Легко сказать…

– Так что ты надумала этой ночью?

«Сделать из тебя фарш», – подумала про себя Белла, но вслух произнесла:

– У меня, пожалуй, действительно нет другого выхода, как довериться вам. Но я также вспомнила, что Савельев, если мне не изменяет память, «важняк».

  21