Николь смотрела на Хэдриана. Его красное лицо было жестким, словно его вырубили из камня, глаза горели. Он смотрел прямо на руку лорда, которая покоилась на запястье Николь. Глейзер не отпускал руки.
— Мне нельзя пригласить на бал самую красивую женщину в Лондоне? Послушайте, вы безусловно герцог и превосходите меня по роду, но это не дает вам каких-то особых прав.
— У меня есть все права. Моя будущая жена на бал к Эбботам с вами не поедет.
Глейзер тут же убрал свою руку.
— Я этого не знал, ваше сиятельство, — поспешно проговорил он.
Герцог улыбнулся очень холодно:
— Разумеется, вы не знали. Обручение состоялось только сегодня, и объявления в газетах появятся только завтра.
— Еще раз простите, — сказал Глейзер и, поспешно поклонившись им обоим, ушел.
У Николь от возмущения перехватило горло.
— Как вы могли!
Она еще надеялась, что все-таки как-то удастся выйти из сложившегося щекотливого положения с помолвкой. Но эти надежды рухнули. Ясно, что лорд Глейзер через минуту расскажет всем гостям об их помолвке и к утру весь Лондон будет знать об этом. Изящный, мирный разрыв с герцогом станет невозможен. Опять герцог своей властью изменял ее жизнь и судьбу, не считаясь с ее желаниями.
— Что я «как мог»? Спасти вас от нежелательного поклонника?
— А кто сказал, что он нежелательный? — Ее безудержно понесло.
Он сильно сжал ей руку:
— Лучше бы, если бы он остался нежелательным, Николь.
Она попыталась высвободиться, но он держал ее крепко.
— Отпустите руку!
— Я вижу, вы расстроились.
— Расстроилась? Ха! Это мягко сказано, ваше сиятельство!
— Вы расстроились из-за того, что я отогнал от вас красивого, но в силу сложившихся обстоятельств нежелательного поклонника?
— Вы же, черт побери, хорошо знаете, чем я расстроена!
Она надеялась, что ругательство удивит его. Но оно его только разозлило.
— Если сейчас кто-нибудь выйдет в коридор, ему будет очень интересно увидеть спектакль, который мы здесь разыгрываем.
Николь рассмеялась:
— Мы и так попадем в спектакль, когда объявят о нашей помолвке.
— Я никогда не позволю, чтобы скандал, если он разразится, задел вас. Все негативные последствия я приму на себя.
— Притворившись, что любите меня?
Он с минуту молчал.
— Доверьтесь мне.
— Довериться вам?
Он покраснел, но крепко сжал губы.
— Нет смысла стегать дохлую кобылу. Я уже сказал, что всю вину за вчерашний инцидент беру только на себя.
— Вчерашний инцидент?
Слезы внезапно навернулись у нее на глазах. Стоявший перед ней сдержанный человек был совсем не похож на чувствительного, эмоционального мужчину, который вчера страстно сжимал ее в своих объятиях. Ну что ж, он не любил ее. Но как же он собирается притвориться, что любит ее?
— Я рада, что вы будете во всем винить себя. Прошедшего нам не вернуть. Но я за вас не выйду.
— Вы очень глупы, а кроме того, вас никто не спрашивает.
— На сей раз вы правы!
— Я просил вашей руки, — сказал он сердито.
— И я сказала «нет».
— Вы уже высказались на этот счет вполне определенно, зачем же повторяться?
— Вся моя жизнь решается сейчас без моего согласия, и вы еще спрашиваете, почему я спорю?
— Николь, — сказал он устало, — вы можете спорить до посинения, но дело уже решено. Через две недели будет наша свадьба, и это окончательное решение.
Николь гордо подняла голову. Слезы еще стояли у нее в глазах. Ее загнали в угол, она это понимала. Необходимо что-то придумать, необходимо срочно предпринять что-то.
— Хэдриан, вот вы где. А я думаю, куда это вы пропали? — раздался голос Стаси Вортингтон.
Хэдриан отпустил руку Николь.
— Пойдемте в зал, — пригласила она герцога, нежно улыбаясь ему и не обращая внимания на Николь.
— Дорогая, — сказал герцог и взял Николь за руку. Незаметно для Стаси он стрельнул в Николь взглядом и надавил пальцем на ее запястье. — Пойдем? — спросил он Николь с обворожительной улыбкой, от которой черты его лица совершенно преобразились.
Стаси уставилась на них с недоумением. А Николь, загипнотизированная, на какой-то миг погрузилась в его золотистые глаза. Однако, сделав над собой усилие, она осознала, что это всего лишь игра в притворство. Сердце заныло. Она попыталась высвободиться, но он так крепко прижал ее к себе, что она не могла отодвинуться ни на дюйм. Она не желала, чтобы ее прижимали, не хотела быть рядом с ним, ей не нужен был этот нежный взгляд. Но выбора не было.