57 
И, вспомнив про ухо и все, что с ним было связано, он вдруг оглянулся, увидел залитую солнцем толпу посторонних ему людей, как-то дернулся, внутри его раздался почти детский всхлип, и он, сорвав с себя очки, разрыдался…
* * *
Он нашел ее в спальне для гостей, с ноутбуком на коленях. Она была в шортах и майке. Еще не просохшие от морской воды волосы спутанной гривой блестели на солнце, бившем в большое французское окно. Он очень хотел, чтобы компьютер заработал как бы сам, без вмешательства мастера, о котором она уже пару раз упомянула («Давай пригласим, отремонтируют. Хотя это можно сделать и в Москве…»). Тем более что мастер сразу бы все понял. Разве что следовало его перехватить и заплатить ему за молчание? Но он не владеет французским языком. Сколько сложностей! Не проще ли уже вернуть хозяйке любимую игрушку?
– Володя, – позвала она, не поворачивая головы, и в голосе ее прозвучало некоторое недоверие, – ты действительно не знаешь, куда сдернул Макс? Вот так взял и сдернул. Улетел в Москву, даже ничего не объяснив?
– А что случилось? Почему ты вдруг вспомнила о нем?
И тогда она повернула к нему лицо, и он увидел, что оно, к счастью, не заплакано, но глаза смотрят как бы сквозь него. Ему стало не по себе и от ее вкрадчивого голоса, и от этого невидящего взгляда, обращенного куда-то очень далеко, видимо, в фиолетовую зыбь Москвы, в сумрак ее московской квартиры, в красные тревожные пятна крови на ее подушке….
– Лена, что случилось?
– Володя, ты только скажи – ты знал или нет?
– Знал. – Он опустил голову, понимая, что лучше уж признаться в своих лучших намерениях удержать ее здесь, рядом с собой, пока Ольгу не похоронят, чем позволить ей мчаться сломя голову в Москву, чтобы с ней сделалась истерика прямо на кладбище. Он почему-то был уверен, что никакими силами он не сможет удержать Лену тут, подле себя, и что в лучшем случае она попросит его сопроводить ее.
– Ты боялся, что я полечу в Москву… – Она сглотнула и закашлялась, видимо, у нее от волнения сделалось сухим горло. – Ты думал, что я все еще думаю о нем и что в такой момент захочу быть с ним? Или… – Голос ее вдруг приобрел твердость, и в нем появилось что-то от здоровой досады и злости. – Ты подумал, что теперь, когда он остался один, овдовел, у меня появился шанс снова быть с ним? Ты так подумал? И поэтому что-то сделал с компьютером, чтобы я не смогла получать письма?
Смысла не было отвечать, она и так все поняла.
Лена резко поднялась, чуть не уронив маленький плоский ноутбук, переложила его осторожно на постель и, вздохнув и словно приходя в себя, встала перед Русаковым, скрестив руки на груди.
– Ты думал, что я с тобой тут пьянствую и трахаюсь, а как вернемся в Москву, так я примусь за Бессонова? Так, значит, ты обо мне думал?
И она вдруг кинулась к нему (он вовремя успел перехватить ее сжатые в кулачки кисти), совсем как тогда, когда он показал ей коробку из-под шоколада с деньгами от Бессонова, забилась в его руках, замычала.
– Ты думаешь, что мне от тебя нужна была только эта вилла? Да я могу ее спалить, прямо сейчас… Где зажигалка? – заорала она, бросаясь к двери и хлопая ею. Русаков побежал следом, боясь, что она, охваченная гневом (от которого у него на спине от удовольствия вздыбилась шерсть!), и правда еще подожжет что-нибудь. Он перехватил ее на кухне, прижал к себе.
– Ну все, успокойся…
От волос Лены пахло морем, солнцем, и он все еще боялся поверить в то, что ошибся в ее реакции на все те идиотские письма, прилетевшие из Москвы сюда, в маленький и слишком тесный для такого количества глупости и бестактности ноутбук.
– Если бы только знала, как я боялся, что ты улетишь туда, к нему…
– Но мы же… мы же с тобой обо всем договорились, мы же стали другими, Русаков… Как ты мог так обо мне подумать? Но как ты мог догадаться заранее, что она умрет?
– Мы все знали, что она не выживет, у нее была тяжелейшая форма воспаления легких плюс огромная потеря крови. Когда ее везли на «Скорой» с выкидышем, машина попала в пробку. Удивительно, как ее довезли вообще живую. Ты многого о ней не знаешь. Оля выпивала в последнее время. Не думаю, что жизнь с Бессоновым оказалась для нее спасением. Они оба были несчастны.
– Послушай, я должна тебе что-то сказать. Никогда не говорила, потому что была уверена – эта тема больше не всплывет. Но раз так все случилось… Володя, Бессонов для меня больше не существует. Согласись, что у меня было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что с нами со всеми произошло. И тебя я полюбила не за то, что ты делал мне перевязки и кормил с ложечки, хотя и это сыграло свою роль, а за то, что ты здесь, у меня на глазах, показал себя таким, какой ты есть на самом деле, естественный, обыкновенный, без закидонов, и вот в такого, нормального, из мяса и крови, из кожи и волос, Володю Русакова я и влюбилась. По уши, понимаешь? Просто в мужчину. Не знаю уж, зачем ты держал при себе этого глянцевого Макса, может, чтобы проверить меня, но он и в подметки тебе не годится, понимаешь? И дело не в мускулах и внешности фотомодели. Мне трудно тебе это объяснить…
57 
