Дверь в ее комнату внезапно распахнулась, и Кейдре так и подскочила на месте.
— Эдвин!
Он шатался от усталости и истекал кровью, из последних сил сжимая залитый кровью меч.
— Кейдре, нам надо бежать! Скорее!
Впервые в жизни Кейдре не кинулась без раздумий выполнять приказ старшего брата. Ее слишком волновала судьба Рольфа.
— Ну же! — зарычал он, хватая ее за руку.
И Кейдре привычно покорилась — все-таки Эдвин был ее братом, а норманн возненавидел ее до конца жизни.
Они бегом спустились вниз по лестнице. В зале было пусто, но со двора все еще доносились звон мечей и яростные вопли. Эдвин крепко держал ее за руку. У них не было времени на разговоры: Кейдре даже не знала, насколько глубока его рана. Брат молча тащил ее за собой через внутренний двор, не обращая внимания ни на мертвых, ни на живых, и вдруг остановился перед небольшой дверью, о существовании которой она даже не подозревала. Ее охватила паника: что же он медлит?
— Ступай! — приказал Эдвин, толкая ее вперед. — Я следом. Наши помогут тебе перебраться через ров и укроют в лесу. Ступай!
— А ты?
— Поторопись! — Его яростный возглас не оставил ей ни малейшей возможности к отступлению.
Кто-то из саксов схватил Кейдре за руку и с силой потащил ее к переправе через ров. Напрасно Кейдре выворачивала шею, стараясь оглянуться: Эда и след простыл.
Эдвин устало опустился на колени возле бездыханного тела своего брата. Все в нем оцепенело от горя. Не было ни страха, ни мыслей — в памяти всплывали лишь слова молитвы, которой его учили в детстве.
Он осторожно перевернул Моркара на спину и услышал слабый стон.
— Слава тебе Господи! — с облегчением вскричал рыцарь, но тут же увидел, что в груди Моркара зияет жуткая рана. Дрожащими руками он попытался зажать ее, чтобы остановить кровь.
— Эд… — невнятно прохрипел Моркар.
— Молчи, тебе нельзя говорить! Береги силы!
— Бесполезно, — выдохнул умирающий.
— Нет, ты поправишься! — Эдвин из последних сил зажимал проклятую рану.
Моркар открыл было рот, собираясь что-то сказать, но так и не смог — из горла хлынула кровь.
Рыдая, Эдвин постарался приподнять брата так, чтобы он снова мог дышать.
— Измена! — прохрипел Моркар, и на миг его синие глаза вспыхнули знакомым неукротимым пламенем. — Нас предали!
Эдвин так и не успел ничего сказать в ответ — взгляд Моркара стал пустым и неподвижным. Теперь это был взгляд мертвеца.
— Господи, нет, только не это! — вскричал Эдвин, грозя кулаками равнодушным небесам. Отважный, бесшабашный Моркар — он всегда хотел быть первым и первым пошел в логово врага, чтобы погибнуть в предательской ловушке…
Их предали!
Только теперь Эдвин осознал жуткий смысл этих слов и понял, что вся его жизнь отныне будет посвящена мести. Он разыщет предателя во что бы то ни стало!
Встав, Эдвин поднял Моркара на руки. Он не в силах был расстаться с братом — так же, как не нашел в себе силы бросить здесь Кейдре.
Но не успел он сделать и шага, как его остановил грозный голос Рольфа де Варенна.
— Стой! — приказал норманн, угрожающе взмахнув мечом. — Объявляю тебя своим пленником!
Эдвин равнодушно посмотрел в холодные глаза своего заклятого врага, потом не спеша обвел взглядом сгрудившихся вокруг норманнов и еще крепче прижал к груди тело брата.
Он проиграл. Он навсегда потерял Эльфгар. Все кончено.
Глава 59
— Вы не могли бы пойти со мной, миледи? — с тревогой спросила старуха.
— Конечно, — ласково ответила Кейдре и поплотнее закуталась в плащ. Единственную улочку убогой валлийской деревушки под названием Ллевелин густо припорошило свежим январским снежком. Кейдре с трудом объяснялась с местными жителями, поскольку почти не знала их наречия, но подобная просьба не была для нее новостью. Ее стали то и дело звать на помощь, как только узнали, что в их деревне поселилась целительница.
Старуха с любопытством смотрела на Кейдре, гадая, что за печаль не покидает ее прекрасные очи. Все в деревне жалели эту красивую, вечно печальную женщину. Ее привел сюда Хереуард и поселил в хижине своего кузена, без конца пропадавшего на войне. Она явно должна была вот-вот родить, и местные жители заранее относились с благоговением к ее ребенку, поскольку считали ее женщиной Хереуарда, а он пользовался здесь заслуженным почетом и был чем-то вроде национального героя. Ради него крестьяне даже готовы были смириться со странным «дьявольским оком» прекрасной чужеземки.