Дорогой Фолькер, — написал я ему на почтовой открытке, с дороги, когда сорвался в какую-то поездку с очередным эротическим партнером, — вспомнив о литературно-философской правдивости, важной для нас обоих, я нахожу уместным сказать, что способен быть верным тебе только «с одной стороны»…
Разразилась гроза. Возвращаясь в Мюнхен, я неожиданно увидел в Вюрцбурге, на перроне, Фолькера, который садился в мой поезд.
— Привет! Как ты? Что ты здесь делаешь?
— Люблю тебя.
— Ты что, вздумал меня преследовать?
— В любви иногда случаются вещи, похожие на преследование. Но на самом деле это другое. Я просто тебя люблю.
— Но, Фолькер, если человек любит кого-то, он должен оставить любимому хоть немного свободы. Я тебе пока ничего плохого не сделал.
Его слух для таких аргументов был закрыт.
— Я и рад бы предоставить тебе свободу, но не могу.
Поскольку я, как всякий человек, стараюсь избегать осложнений, мне было неприятно смотреть на Фолькера, явно страдающего в углу купе — только потому, что я дал ему понять: мое вожделение, в чисто физическом смысле, может распространяться и на других мужчин, не только на него.
Чем более окрыленным возвращался я к Фолькеру после посещения бани или рандеву в Английском саду, чем крепче его обнимал, тем печальнее становился он, и казалось, что он уже на пределе сил.
— Моя любовь к тебе не уменьшится от того, что я ненадолго влюбляюсь и в других.
— Я жду момента, когда ты пожалеешь, что ляпнул такое.
— Тебе, Фолькер, придется долго ждать, а когда дождешься, уже не порадуешься.
— Ты сейчас переживаешь пору цветения…
— А ты хотел бы видеть меня развалиной?
— Ты не присутствуешь здесь, не присутствуешь душой, — сказал он.
— Но я же здесь. Ты видишь. Дотронься.
— Ты меня не любишь.
— Не будем, Фолькер, говорить о любви. Это лишь сделает нас несчастными. Появятся абстрактные требования друг к другу…
— Абстрактные? Ведь речь идет о жизни…
— Да-да, конечно, но жить можно и без громких слов.
На самом деле мы редко спорили о любви, ревности, собственнических притязаниях, ибо инстинкт подсказывал: играя с такими понятиями, можно, даже не заметив того, открыть шлюзы, которые потом не закроешь. Все же иногда, вопреки всем разумным соображениям, ссоры случались.
— Ты как-то написал, что «с одной стороны» не способен быть верным. Я, возможно, — твоя «другая сторона».
— Но раньше ты тоже обманывал своих любовников.
— Да, а теперь я сам — обманутый, лишившийся былой силы, поставленный под вопрос.
— Я тебя под вопрос не ставлю.
— Ты меня ставишь под вопрос — как человека, — когда любишь других мужчин. Если ты нуждаешься в них, чего тогда стою я?
— Ты — Фолькер.
— Я теперь ничто, и сам в этом виноват: поскольку имел глупость полюбить тебя.
— В таких делах я тебе не советчик.
— Не советчик! Охотно верю. Ты предпочитаешь распутничать где-нибудь подальше от дома.
— Я всегда к тебе возвращаюсь.
— Почему?
— Ты хочешь услышать четкий ответ, но он тебе не понравится. Я почти все время с тобой, здесь, — и этого достаточно.
Как часто я доводил Фолькера до отчаянья? Принадлежащая ему галерея, бурное прошлое, прежние любовные романы, книжные сокровища — ничто не могло его защитить. Мы возвращали друг другу ключи от квартир — или швыряли их друг другу под ноги.
— Ты хочешь, чтобы я сделался домоседом? Тогда ты первый отвергнешь меня: я стану скучным и приставучим.
— Ты мое наказание! — Глаза его сверкнули. — За то, что раньше я слишком высокомерно обращался с людьми. Ни один не был для меня хорош. Зато теперь я нашел такого…
— Ясно. Давай разопьем бутылочку вина. В «Дубе». Там подают и баварские котлетки.
— Для тебя нет ничего святого? Ты еще пахнешь другим мужчиной.
— Он даже не знает, кто такой Вим Вендерс.
— Не хочу о нем слышать.
— Ну что ж…
Сам не понимаю, почему по прошествии первых двух, четырех, шести лет наш вибрирующий союз не распался. Может, только потому, что мы разговаривали. Никто из нас, даже в ссоре, не унижал другого (если не считать мимолетных срывов). Литература, театр, кино спешили нам на выручку, помогали преодолеть конфликт, внезапно подсовывая новую, более безопасную тему:
— Хоть ты, Фолькер, и ненавидишь меня, скажи: в каких фильмах Хичкока, кроме «Птиц», снималась Ким Новак?[158]