Особенно,... 
55 
— Никого они не боятся, — подавленно сказал Самуил Матвеич.
— Ну, опасаются, суки ебёные…
— А как правильно — «ёбаный» или «ебёный»?.. Или «ебатый»?.. Это же всё пассивные причастия? — завертелось в голове, слетело на язык и вылетело изо рта.
Алка молча вздохнула полными буграми. Отозвался Самуил Матвеич:
— Не дай вам бог этим причастием причаститься… Скажите лучше, к вам евреи едут?
— Нет, не едут. Откуда? Куда?
Старик переложил свои неподвижные крючковые руки:
— Не к вам лично, а в Германию… Я слышал, много едут…
— Я тоже слышал, — ответил я неопределенно, хотя и знал по университету, что есть такая еврейская эмиграция, «Kontingent-Flüchtlinge» называется, что само по себе по-немецки звучит довольно глупо: «контингент — беженцы», как понять — вечные беженцы?.. — Слышал. Но не знаю.
Повздыхали и притихли, замолкли, думая не о приятном.
После рассказа о двухголовом предке я устал — поток иссяк, наступило болото, мысли превратились в рассыпчатую массу, мозги втянулись в кости. И так всегда — то изо рта слова не выплюнешь, то они без контроля вылезают… Я был так утомлен, что, кажется, вздремнул. Но вскоре всполошился от скрежета ключа в дверях. Это пришли за стариком:
— Самуилыч, вышел из камеры!
— Не бзди, дашь им штуку баксов — отпустят, — поддержала его Алка.
— Да где эти штуки-то?.. На деревьях растут, что ли? — бормотал тот, выбираясь из камеры и придерживая берет. — Всего доброго! Звоните, Фредя!
Мы остались одни. Алка сразу подвинулась по скамье, начала, жарко трогая меня за колени и руки, рассказывать о сестре, что должна деньги привезти: мучается она с двумя сыновьями и мужем — все беспробудно пьют, младшего недавно замели за драку, дали трёшку, на меньшее денег не хватило, прокурор прожорливый попался; и муж озверел без работы — фабрика, где они при Советах трусы-кальсоны шили, закрылась, перепродалась, потом и вовсе сгорела, а директор с деньгами и страховкой исчез; а недавно один фраер украл у неё из комода деньги, собранные на Турцию, и молодые девки-сучки со всей России едут в Москву проститутствовать, отбивают клиента, и жизнь дорожает, а мужики грубеют….
Я был забит в угол. Не бежать же от неё?.. И куда?.. Она еще ближе пододвинулась ко мне, положила голову на плечо, стала мечтать, как приедет ко мне в Мюнхен и будет там работать с богатыми надёжными и чистыми бюргерами, что она — специалистка своего дела, от неё никто без удовольствия не уходил, потому что опыт есть.
— Хочешь, миленький, сделаю тебе сладкое, прям счас, тут? — Она прижалась ко мне, стала тереться грудью, потом сползла на колени, вывалила груди, полезла в штаны, зубами открыла змейку…
Я, вначале трепыхнувшись, а потом остолбенев, успел прошептать, тыча в круглое окошечко в двери, сейчас как будто тёмное (или темно в глазах?):
— Здесь… кругленькая… дырушка…
— Их нет… на обеде… здесь дырочка, здесь… — невнятно бормотала она, роясь пальцами и губами в ширинке.
Всё мое напряжение собралось в её кулачке: он ходил вверх-вниз, то ласково-напористо, то медленно-тягуче, потом уступал место её услужливо-мягким губам и красным соскам, отчего вихрь носил меня где-то в седьмом небе, на упругих облаках…
Но мысль, что сейчас могут застать нас в такой нелепости, заставила меня открыть глаза и вернуться на землю в виде белой струйки, которую Алка ловко поймала на лету, тщательно слизав брызги с брюк.
— О, хорошо… Земфиренька… Алушка… — в блаженстве шептал я с закрытыми глазами, пока она по одной закладывала груди в лифчик, приговаривая:
— Что, класс?.. То-то… Вот приеду в Баварию, каждое утро-вечер буду тебе делать бесплатно — ты только помоги на ноги встать… в колею лечь…
— Да, да…
Только я успел застегнуть змейку на ширинке, а Алка — запихать грудь на место и одернуть блузку, как в двери раздался скрежет ключа и сержант Кроля, поведя носом, буркнул:
— Вы это чего тут того, а?.. Так, немец на выход!
— Звони, Фредя! — улыбнулась Алка.
— Да, будет! — искренне отозвался я, радуясь, что дал ей правильный телефон.
После такого эмоциона идти было куда легче. На повороте человека в погонах не было, но промасленная бумага от пирожков лежала на столике.
— Не обижали? — спросил в спину сержант.
— Нет… наоборот.
— Как это? Конфетку дали, что ль? — Он выдал какой-то хрюкающий звук, а я исподтишка проверил в кармане листок с телефонами. Надо спрятать в другое место. Прятать-спрятать-спрятывать…
55 
