Последние отзывы

  35  

После ее последнего вторжения Рита, глядя ей в спину, бросила:

– И чего пристала? Какой прок от чая? – И проворно, словно только что вспомнила, кто она, куда едет и что с ней случилось, достала из сумки небольшую плоскую бутылку армянского коньяка. Рубина, увидев это, тоже отложила женский иллюстрированный журнал, который перелистала уже от корки до корки несколько раз, и поставила на столик почти такую же бутылку и два пластиковых стаканчика. Удивившись, Рита встала и заперла купе, вернувшись, положила между бутылками большие красные пушистые персики и гроздь золотистого винограда.

– Меня зовут Катя, – неподготовленным, осипшим от долгого молчания голосом произнесла Рубина и в каком-то исступлении сбросила с себя явно тесные узкие туфельки. – Как хорошо, что нас только двое… Выпьем?

– С удовольствием. – И Рита медленно сняла с себя очки. Взгляду Рубиной предстал заплывший фиолетовый, внушительного размера, синяк.

– Ни… себе, – Рубина выматерилась, не в силах оторвать от него взгляд. – Теперь понятно, почему ты так долго молчала.

Она сама перешла на «ты», значительно упростив задачу по сближению.

– Вернусь из Москвы – разведусь, – устало проговорила Рита. – Так что выпьем за нас, за баб?

– Как хорошо, что мы одни… – повторила Рубина и отпила из стаканчика. – Так напиться хочется…

Рита выпила и опьянела по-настоящему. Вспомнила Марка и представила себе, что вот сейчас откроется дверь купе и войдет он, увидит ее, выпивающую в компании вдовы Рубина, да еще с таким фонарем под глазом. Он и так-то боится за нее, а тут – такое украшение…

– Что-то я опьянела… Я же не обедала. Аппетита совсем нет… – у нее закружилась голова.

– У меня с собой ничего нет, кроме коньяка… Но мы можем пойти в ресторан, чего-нибудь поесть… – предложила Рубина. – Тебя как зовут-то?

– Рита. А тебя?

– Катя.

– Нет, Катя, я в вагонах-ресторанах не питаюсь, боюсь подцепить какую-нибудь инфекцию… К тому же такая жара, уверена, что там все протухшее… Лучше уж винограду поем.

– За что тебя так? – Рубина продолжала откровенно разглядывать синяк. Видимо, ей не так часто доводилось видеть подобное на таком близком расстоянии.

– Просто он – мужчина, а я – женщина… Им все можно, а нам – ничего. Разве не так?

– Может, им и можно многое, да только век мужской короткий… – загадочно проговорила она и почему-то быстро оглянулась, словно ее могли услышать. – Ты вот думаешь, что я сейчас еду одна?

Рита внимательно посмотрела на нее – нет, на убийцу она не тянула. Слишком спокойна для человека, приложившего руку к смерти собственного мужа. Тщательно накрашена, одета, хотя и чувствовалось, что в последние дни много плакала. Но кто знает, почему она плакала: быть может, по себе, по своей неудавшейся жизни? Не верилось, что она не знала о том, какой образ жизни ведет ее благоверный.

– В смысле? Кто-то подсесть должен? Ты постоянно смотришь на дверь…

– Ты правильно заметила – я действительно постоянно смотрю на дверь. Мне все кажется, что она распахнется и в купе войдет Миша. С мыльницей и полотенцем в руках. Улыбнется и скажет, что мы подъезжаем к такой-то станции… Он все станции знает… Вернее, знал. Он вообще много чего знал. Был умный настолько, что в последнее время меня это стало раздражать…

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что он едет в нашем поезде.

– Все равно не поняла. Вы что, взяли билеты в разные купе? Или поссорились?

– Нет, мы не ссорились. Мы вообще почти никогда не ссорились. Он был чрезвычайно вежлив, подчеркнуто, я бы даже сказала… И все наши конфликты улаживал сам, умел найти такие слова… С ним было очень спокойно жить. Он и зарабатывал хорошо, и в жизнь мою особенно-то не лез… Я имею в виду, что, будучи замужем, я никогда не чувствовала никакого давления.

– Так это же хорошо!

– Я тоже так раньше думала, когда еще девчонкой была… А потом, как за Мишу вышла, так сразу поняла, что мне хочется этого давления, мне просто необходимо, чтобы на меня давили, чтобы вмешивались в мою жизнь, чтобы расспрашивали, где я была и почему опоздала на полчаса, где я ушиблась, почему на бедре синяк… Я так страстно мечтала, чтобы он мне что-нибудь запретил, чтобы даже ударил меня… Ведь когда мужчина бьет женщину по лицу… – Рубина вдруг протянула руку и осторожно, едва касаясь (она быстро, как Рита, опьянела и не понимала, что поступает безрассудно, неприлично), провела пальцами по синяку, – …когда мужчина бьет женщину по лицу, это означает, что он находится в состоянии стресса, что он сильно переживает, что он ревнует ее, к примеру, или ему не все равно, где она была и с кем… У него просто нет возможности и времени на осмысление того, что происходит с его женой, но он дорожит ею, он считает ее своей собственностью… и так далее, понимаешь? Словом, он неравнодушен к ней! Потому и бьет! А меня вот… – Она вдруг сжалась вся и заплакала: – А меня никто не бил. Мой муж, его звали Миша, сам отвозил меня к любовнику, я врала ему, что он, этот мужчина, муж моей подруги, который должен мне что-то передать… Я даже не утруждалась придумывать что-то правдоподобное и лепила первое, что приходило в голову… И Миша верил. Или же ему действительно было все равно, где я и с кем…

  35