Особенно,... 
47 
— Как меня зовут? — голос у нее был хриплый, с каким-то лиственным шелестом. — Первое мое имя Белая — во мне Свет. Второе мое имя Страстная — во мне Плод. Третье мое имя Слезная — во мне Соль. Четвертое мое имя Костяная — во мне Мозг. Пятое мое имя Земляная — во мне Червь. Шестое мое имя Вечная — во мне Бог. Седьмое мое имя Глиняная — во мне Прах. Восьмое мое имя Окаянная — во мне Каин. Девятое мое имя Тухлая — во мне Дух. Десятое мое имя Голодная — во мне Зуб. Одиннадцатое мое имя Скорбная — во мне Ад. Двенадцатое мое имя Трупная — во мне Смерть...
От желудочно-пронзительного страха у Панкратова, казалось, расплавились внутренности. Он понял, что наступило самое страшное в его жизни. Панкратов оглянулся в поисках палки, не увидел, подхватил с земли бутылочное стеклышко и принялся остервенело наносить себе неглубокие царапины, чтобы отпугнуть Белую. Он также попытался издать привычный бабий вопль, но связки не подчинились ему — Панкратов только свистнул сорванным горлом.
— Жених дал кровь, — Белая ловко прильнула к руке Панкратова и слизнула алые капельки колючим, как репей, языком. Потом Белая глубоко выгнула свои запястья — кожа на них разошлась, точно чешуя, и в просвете выступили черно-густые отворенные жилы.
— Невеста дала кровь, — Белая стала мазать рот Панкратова, хриплый голос ее обрел зычное подвальное эхо: — Женился урод на одной жене, женился урод на двух женах, женился урод на трех женах, женился урод на четырех женах, женился урод на пяти женах, женился урод на шести женах, женился урод на семи женах, женился урод на восьми женах, женился урод на девяти женах, женился урод на десяти женах, женился урод на одиннадцати женах, женился урод на двенадцати женах: первая — наружу гнутый гвоздь Наталья, вторая — снесли гаражи Анна, третья — битое стекло Ольга, четвертая — кошачья моча Галина, пятая — гайморова пазуха Лариса, шестая — топленое масло Ирина, седьмая — тухлое мясо Людмила, восьмая — бинты по рубль тридцать Надежда, девятая — черви завелись в зубах Евгения, десятая — сухой рыбий корм Юлия, одиннадцатая — лужа ацетона Анжела, двенадцатая — костная мука Кристина...
— А вы знаете, — спросил уже полностью окропленный Панкратов, — чем измеряют пространство?
— Велосипедом, — Белая разразилась сухим, как просыпавшиеся ледяные кубики, смехом. — Дождь льет из ведра, снег пухом белым летит, осень одевает золотым узором...
Панкратов заскулил от страха. Он понял, что Белая выдержала экзамен по русскому языку, и пришел конец, что ему, возможно, позволят напоследок запустить в кишку Сильного и Злого, но потом мир на веки захлопнется. Празднуя свой брачный день, Панкратов прижал к себе Белую, рука скользнула по бедру Белой под одежду. Злой и Сильный сразу одеревенели и срослись от холода в крюк.
Белая расстегнула на Панкратове рубашку, ее кисть с морозными ногтями коснулась Панкратова. Миг спустя Панкратову показалось, что Белая с какой-то непостижимой хирургической сноровкой вытащила из его треснувшей груди перепачканную глиной мертвую муху. На краю гаснущего слуха Панкратов различил далекий плач тетки Агаты и надрывно-тонкий лай Сереженьки, а потом не стало слуха, и самого Панкратова не стало.
47 
