Вот, наконец, мне на глаза попалась крохотная заметка, привлекшая мое внимание.
«В Нидерландах найдены картины Ренуара и Тенирса, считавшиеся прежде безвозвратно утраченными.
Полиция Нидерландов арестовала троих человек, подозреваемых в попытке продажи краденых картин. В их коллекции обнаружено восемь считавшихся утраченными полотен XVII–XIX веков, в том числе произведения Ренуара и Тенирса, сообщает AFP. Обнаруженные голландскими полицейскими картины были похищены из галереи Маастрихта в 1987 году.
Сами картины находятся в очень плохом состоянии, так как некоторые полотна годами хранились в сложенном виде.
Полиция заинтересовалась продавцами картин после того, как те предложили приобрести шесть полотен одной из страховых компаний, в которой они некогда и были застрахованы, и в свое время эта компания выплатила страховку за их пропажу в размере двух миллионов восьмисот тысяч долларов.
По этому делу были арестованы сорокапятилетний немец (проживал в Дубаи), его шестидесятидвухлетняя мать, а также некий мужчина шестидесяти шести лет. Имена подозреваемых не называются, и не уточняется, каким образом они стали обладателями этих полотен».
Я скопировала заметку, отпечатала ее на принтере и спрятала листок в сумку. До того момента, когда шасси самолета коснутся московской земли, у меня еще есть время обдумать, как именно следует построить интригу. Как состыковать, сплести воедино совершенно не связанные между собой факты, события – и мои планы.
На ужин Мила приготовила рыбу. Мы втроем сидели за красиво накрытым столом, ели запеченную семгу, пили белое вино, смеялись от души, и я уже мысленно расставалась со своей сестричкой, зная, что теперь увижу ее, в лучшем случае, лишь после рождения ее ребенка. Только на этот раз я поеду не одна, постараюсь взять с собой маму. И Володю.
Я вспомнила о нем, и мой телефон, словно откликнувшись на мои мысли, ожил – звонил Володя.
– Я только что разговаривал с Розой Флорской! – заговорил он взволнованно. – Представляешь, ее брат некоторое время после побега еще был жив, а потом – умер… Давай я расскажу тебе все в подробностях и по порядку…
Я почувствовала, как от одного упоминания фамилии сбежавшего хирурга я разволновалась. Меня, оказывается, по-прежнему интересовало все-все, связанное с ним и с Агренич.
– А Надя, Надя?! Что с ней? Володя, не томи!
21
Я встретилась с Ларисой Гохмановой в день своего приезда.
По пути в Москву во Владимире я, конечно, и не подумала сойти – так сильно мне хотелось домой, к Володе. Еще подумалось, что я всегда успею туда съездить, только в более отдохнувшем и спокойном состоянии.
Володя встретил меня в аэропорту, привез к себе, накормил, я выспалась, а потом рассказала ему о своих планах. К счастью, его пока еще никто не арестовал, но прощения попросить у Гохманши ему до сих пор так и не удалось – ее телефон не реагировал на его звонки. Вероятно, она заблокировала его номер.
– Ты уверена, Поля, что тебе действительно надо с ней встречаться? Идея, конечно, неплохая, но позже, когда все всплывет, как ты выпутаешься из этой ситуации?
– Мне, главное, подружиться с ней, а там уж я что-нибудь придумаю.
В какой-то момент мне вдруг стало окончательно ясно, что совершенно напрасно мы испугались этой несчастной одинокой женщины. Ну и что, что она пользуется в своих целях недопустимыми, безнравственными методами? Это имеет отношение к ее профессии, и вряд ли она станет так себя позорить в среде своих коллег-юристов, которые, зная ее репутацию и особенность ее подходов к ведению дел, в случае, если она заявит на Володю, сразу поймут, что никакого изнасилования не было, что ее просто отвергли.
Еще я подумала, что мы разговаривали с Володей совершенно не о том, о чем хотелось бы побеседовать нам обоим. Мы каким-то непостижимым образом стали заложниками обстоятельств, которые сами же и создали. Вместо того чтобы радоваться встрече, мы ломали голову над тем, как бы выпутаться из придуманной нами же истории… Возможно, мы сильно нервничали, поэтому делали и говорили не то, что требовалось. И еще. Конечно же, оказавшись в нашей квартире, я не могла не представлять себе свидания Ларисы с Володей. Мне было больно, я ревновала, а потому так и не подпустила его к себе – спала одна, обнявшись с подушкой…
Выспавшись, я позвонила Гохманше и, представившись, попросила ее, как можно вежливее, о встрече. Сказала, что у меня к ней совершенно невероятное предложение, словом, заинтриговала ее. Тон ее голоса был удивленным и в то же самое время настороженным. Думаю, ей хотелось спросить у меня в первую очередь – не связан ли мой звонок с Володей? Конечно, она была уверена, что речь пойдет именно о нем, а потому могла мне отказать. Мало ли что творилось в ее душе после того, как ее выставили за дверь…