* * *
Министерство народного просвещения смыкалось с Министерством внутренних дел. Так что воочию можно убедиться, как забота о народном образовании перетекала в надзор за порядком. А то ведь чем больше народ знает, тем больше хочет, шалит и вообще ведет себя как ему вздумается. Совсем в темноте народ держать тоже не полагается, дураков у нас и во власти достаточно, зачем же дураками управлять. Во всем надо сохранять баланс: немного поучили — немного приструнили. И наоборот. Того глядишь, лет через сто выберемся к светлому будущему.
Господа, что неусыпно пеклись о народном знании и его послушании, как раз оторвались от борщей и котлет. Неторопливыми кучками они возвращались на свои места, чтоб, значит, с утроенной обедом силой «пектись» и «не пущать».
В толпе одинаковых пальто с золотыми веточками на отворотах Лебедев приметил знакомого, замахал и приложил все усилия, чтобы господин соизволил вынырнуть из потока чиновников. Он тепло поздоровался с ним за руку.
Статскому советнику не было еще и сорока, но лысина красила гладкое от морщин чело. Строгое и в то же время справедливое выражение лица говорило, что хозяин его привык инспектировать и наблюдать всеобщее послушание. Другими достоинствами лицо не отличалось и было столько же обычным, сколько и расплывчатым. Не поймать характер. Ростом Иван Васильевич не вышел выше Ванзарова, но должность его приподнимала чуток над землей, так что грудь выпирала воздушным шариком.
Лебедев представил доброго знакомого из сыскной, намекнув, что у него есть несколько вопросов. Сам же предусмотрительно отступил в сторонку.
Иван Васильевич придирчиво, как он осматривал гимназии, осмотрел Родиона и остался доволен.
— Очень хорошо, молодой человек, что отдали себя государственной службе. Похвально, — сказал он, источая запах обеда. — Так что вас интересует?
— Ваша любовница, — сказал Родион.
Из шарика выпустили воздух. Иван Васильевич пригнулся, словно над ним пролетела палка, вздрогнул и трусливо оглянулся по сторонам.
— Я не понимаю… Что… Как… Это не ко мне… Каким образом… — залепетал он.
— Мы расследуем смерть госпожи Саблиной. Необходимо кое-что выяснить. У вас.
— Господа, но не здесь же… Не сейчас… Нас могут услышать… Тише, прошу вас…
— Желаете вызов повесткой в участок или здесь и сейчас поговорим? — ласково спросил Родион.
Аполлон Григорьевич старательно делал вид, что тут ни при чем и вообще занят разглядыванием бюста Ломоносова, что воткнули посреди клумбы.
Основин поник и смирился.
— Что вы хотели знать? — тихо спросил он.
— Откуда узнали о смерти Саблиной?
— Весь день было какое-то странное чувство, что случилась беда… Сам не знаю.
— Решили поехать и проверить. Но из пролетки не вышли, а послали уличного мальчишку узнать, — сказал Родион так уверенно, словно был там.
— Ничего не скроешь, — вздохнул Иван Васильевич. — Так вы же все знаете…
— Почему сами не пошли?
— Боязно стало. Тем более час неурочный, могли заметить. Там еще швейцар торчал.
— Иными словами, барышню Саблину посещали рано утром, в одно и то же время?
— У меня ведь служба… А так скажешь, что инспекция назначена, и свободен…
— Посещения регулярные: понедельник, среда, пятница.
— Я бы сказал: вторник, четверг, суббота…
— Воскресенье посвящали семье. Умно, — похвалил Ванзаров. — Кому был известен этот распорядок?
— Да что вы! — Иван Васильевич даже встрепенулся. — Уж я так следил, чтобы ни одна душа не вынюхала… У меня же семья, положение…
— Ваша супруга была в курсе этой интрижки?
Основин натянул фуражку поглубже:
— Избави бог!
— Она у вас женщина крупная, с характером, может и скалкой прибить.
— Откуда знаете? — в тревоге спросил инспектор гимназий, оплот нравственности.
— Это очевидно, — объяснили ему. — Когда и где вы познакомились?
— С супругой?!
— С Марией Саблиной. Ваш семейный роман следствие мало интересует.
— С год назад… — Основин будто уплывал в воспоминаниях. — От скуки пошел на какой-то концерт классический, и вдруг вижу… Она. Неописуемая, волшебная, чудесная… Я смотрю на нее, она на меня смотрит, и ничего сказать не можем… Просто волшебство какое-то… Она была так прекрасна, какой бывает женщина только в мечтах…
Родион покосился на Лебедева, спрашивая одними глазами: «Неужто так хороша?» Аполлон Григорьевич, конечно, подслушивал. В ответ сделал мимический знак: «Да ничего особенного, самая обыкновенная деваха, смазливая». Ну не так конкретно, но общий смысл Ванзаров уловил.