— Ринна, я не могу…
— Позволь мне закончить, пожалуйста, — сказала она, вставая с качелей и подходя к нему. Она протянула ему связку жемчуга и деньги, брошенные им когдато на туалетный столик. — Я не истратила ни гроша с твоего счета. Мне от тебя ничего не нужно. — Чувствуя, что мужество покидает ее, Ринна сняла с пальца обручальное кольцо и протянула ему. — Я не хочу его отдавать, но оно попало ко мне не по праву. Оно должно быть залогом взаимной любви и полного доверия друг другу.
— Ты вроде бы сказала, что не хочешь развода.
Его слова прозвучали резко и отрывисто. Но они не испугали и не смутили Ринну. Она вдруг отчетливо поняла, что за его резкостью скрывается ранимая душа, желание оградить себя от душевных мук. Почему она не видела этого раньше?
— Я не хочу развода. Я возвращаю тебе кольцо лишь с тем, чтобы доказать искренность моих намерений. Я тоже хочу, чтобы из нашего брака чтото получилось, Трэвис. Но этого не произойдет, пока между нами будет грубая материя. Я возвращаю тебе кольцо, потому что… потому, что я люблю тебя и хотела бы надеяться, что я тебе тоже не безразлична.
— Ринна, ты понимаешь, что говоришь?
— Да, — она смело взглянула ему в глаза, — я понимаю, что говорю. Все, о чем я прошу, — дай мне месяц.
— А что, если месяца не хватит? Что, если мы не полюбим друг друга?
— Я с радостью использую и этот шанс. Я уже сказала, цена невысока. Хочу, чтобы мы стали мужем и женой во всех отношениях, пусть из этого ничего и не выйдет. — Ринна сделала короткую паузу. — Если ты готов попытаться, если думаешь, что сможешь мне поверить, я буду ждать наверху.
Эти полчаса оказались самыми долгими в ее жизни. Что, если он не придет? И хуже того, он придет, но ее планам не суждено сбыться? Она заявила ему, что готова использовать этот шанс, но уж слишком высоки ставки. Она потеряет больше, чем просто гордость. Ринна чуть не лишилась чувств, услышав, как открывается дверь. Сердце ее предательски забилось.
— Привет, Трэвис, — с величайшим трудом ей удалось заставить себя сделать шаг ему навстречу. — Кажется, я забыла сказать: добро пожаловать домой.
Ринна остановилась перед ним и обняла его. Ей вдруг показалось, что Трэвис оттолкнет ее, но вместо этого его губы с нежностью коснулись ее губ. Спина ее выгнулась, руки гладили его густые волосы, а тело все настойчивее стало просить любви.
Вздохнув, Трэвис прижал ее к себе.
— О Боже, Ринна. Зачем ты притворяешься!
— Я всегда этого хотела, — пробормотала она, с сожалением отрываясь от его губ.
— Я хочу тебя. Я так давно хочу тебя!
— Я знаю. Я тоже хочу тебя.
Слов больше не требовалось. Трэвис взял ее на руки и с осторожностью уложил на кровать. Медленно, очень медленно он начал снимать с нее ночную рубашку, покрывая нежными поцелуями каждый дюйм ее обнаженного тела. Ринна почувствовала, как искры страстного желания воспламенили ее, превращаясь в пылающий костер настоящего экстаза. Языки пламени лизали ее, то разгораясь, то затухая, и вот, наконец, их тела слились в старых, как этот мир, движениях любви. Удивляясь собственной беззастенчивости, Ринна отвечала на все его ласки, доводя себя до полного исступления. Позднее, погрузившись в золотистое сияние охватившей сладостной истомы, она тихо лежала в его объятиях. Трэвис нежно поцеловал ее.
— Я говорила тебе, что ты напоминаешь мне Джона Уэйна? — спросила она, проводя пальмами, чтобы убрать упавшие ему на лоб пряди волос.
— Однажды, очень давно, — пробормотал он. — Хотя я до сих пор не понимаю почему.
— Ты герой, — пояснила она. — Мой герой.
— Буду стараться быть достойным этого знания. — Нахмурившись, он посмотрел на нее, — почему ты вдруг вспомнила об этом?
— Изза ночной рубашки с вышитой клубникой.
— Не мог себе отказать, — рассмеялся Трэвис. — Я ведь все время тебе твердил, что твои фланелевые халаты меня бесят.
— Однажды, очень давно, — пробормотала она. — Обещаю никогда больше не носить их.
Трэвис улыбнулся и, откинув простыню, с нежностью погладил ее горящую кожу.
— Иногда, может, ты все же будешь его надевать, просто чтобы доставить мне удовольствие снять его с тебя.
Ринна заглянула ему в глаза. Он здесь, рядом с ней, — большего ей не надо.