Особенно,... 
211 
Я не понимал, чего ищу с этой молодой женщиной и не старался понять. В Хелене мне нравилась нежность, которая, я думал, существует только на полотнах Вермеера Делфтского, и то, что за этой нежностью явно чувствовалась несгибаемая, как стальное лезвие, сила. Вечер и мне доставил много приятных моментов, но большего я пока не искал и разбираться в себе не хотел. Раздумья, предвидел я, тотчас повлекли бы мучительные вопросы и обязательства, но в кои-то веки я не ощущал в этом потребности и был рад отдаться течению событий, как музыке Монтеверди. Всю следующую неделю, в перерывах на работе или дома по вечерам, я вспоминал ее серьезное лицо или спокойную, почти ласковую улыбку, приятный, дружелюбный образ, не вызывающий у меня страха.
Но такая уж вещь прошлое — если вцепилось однажды зубами в вашу плоть, больше не отпустит. Где-то в середине следующей после бомбардировок недели ко мне в кабинет постучала фрейлейн Пракса. «Оберштурмбанфюрер? С вами хотели бы поговорить два господина из криминальной полиции». Я разбирался в особенно запутанном досье и раздраженно ответил: «Ну и пусть, как все, запишутся на прием». — «Отлично, оберштурмбанфюрер». Она закрыла дверь, а через минуту снова постучала: «Извините, оберштурмбанфюрер. Они настаивают. Они велели сказать, что это по личному делу, касательно вашей матери». Я глубоко вздохнул и захлопнул папку: «Пусть войдут».
Те двое, ввалившиеся в мой кабинет, были настоящими, а не почетными, как Томас, полицейскими, в длинных серых пальто из грубой шерсти и со шляпами в руках. Поколебавшись немного, они отсалютовали: «Хайль Гитлер!» Я отдал им честь и пригласил присесть на диван. Они представились: «Комиссары криминальной полиции Клеменс и Везер из отдела V-б-1, «По тяжким уголовным преступлениям»». — «Точнее, — ввернул один из них, вроде Клеменс, — мы работаем для V-а-1, который занимается международным сотрудничеством. Французская полиция направила им просьбу о юридической помощи…» — «Извините, — перебил я резко, — могу я взглянуть на ваши документы?» Они протянули удостоверения и ордер, подписанный регирунгсратом Гальзовом, с распоряжением получить ответы на вопросы, переданные немецкому правосудию префектом департамента Приморские Альпы в рамках дела об убийстве Моро Аристида и его жены Моро Элоизы, вдовы Ауэ, урожденной С. «Значит, вы расследуете обстоятельства смерти моей матери, — произнес я, возвращая полицейским документы. — А какое отношение это имеет к немецкой полиции? Моро же убили во Франции». — «Вот-вот», — подтвердил второй, видимо, Везер. Клеменс достал из кармана блокнот, пролистнул несколько страниц: «Чрезвычайно жестокое преступление, — заметил он. — Тут явно сумасшедший или садист. Вы, вероятно, были потрясены». Я опять отреагировал сухо и сдержанно: «Комиссар, я в курсе произошедшего. Мои личные переживания касаются меня одного. Зачем вы пришли?» — «Мы хотели бы задать вам несколько вопросов», — сказал Везер. «Как потенциальному свидетелю», — добавил Клеменс. «Свидетелю чего?» — поинтересовался я. Он посмотрел мне прямо в глаза: «Вы встречались с ними в тот период, не правда ли?» Я тоже не опускал взгляда: «Абсолютно точно. Вы хорошо осведомлены. Я навещал их. Мне неизвестно, когда именно их убили, но очень вскоре после моего отъезда». Клеменс сверился с блокнотом, показал что-то Везеру. Везер продолжил: «По информации марсельского гестапо, двадцать шестого апреля вам выдали пропуск в итальянскую зону. Как долго вы пробыли у матери?» — «Только один день». — «Это точно?» — переспросил Клеменс. «По-моему, да. А что, собственно?» Везер опять заглянул в записи Клеменса: «По данным французской полиции, жандарм видел офицера СС, покидавшего Антиб на автобусе утром двадцать девятого. В этом секторе не слишком много офицеров СС, и они, уж конечно, не прохлаждаются в автобусах». — «Вполне вероятно, что я оставался на две ночи. Тогда я много путешествовал. Это важно?» — «Для дела пригодится. Тела обнаружены первого мая молочником, и к этому моменту они уже пролежали какое-то время. Судебно-медицинский эксперт счел, что смерть наступила в интервале от шестидесяти до восьмидесяти четырех часов до этого, между вечером двадцать восьмого и вечером двадцать девятого числа». — «Со своей стороны заявляю, что, уезжая, оставил Моро в полном здравии». — «Итак, — подытожил Клеменс, — если вы уехали утром двадцать девятого, то их убили днем». — «Возможно. Я не задавался этим вопросом». — «Как вы узнали об их смерти?» — «Мне сообщила сестра». — «Действительно, — Везер наклонился к блокноту Клеменса, — она приехала почти сразу. Второго мая, если быть точными. Вам неизвестно, откуда она узнала о случившемся?» — «Нет». — «Вы виделись с ней после этого?» — перебил Клеменс. «Она живет с мужем в Померании. Могу дать вам адрес, но не знаю, на месте ли они сейчас. Они часто бывают в Швейцарии». Везер взял у Клеменса блокнот и что-то записал. «Вы не общаетесь с сестрой?» — осведомился Клеменс. «Редко», — отозвался я. «А с матерью регулярно виделись?» — перехватил эстафету Везер. Полицейские постоянно говорили по очереди, и их игра сильно действовала мне на нервы. «Нет, тоже редко», — произнес я сухо. «Короче, — обобщил Клеменс, — вы не слишком близки с семьей». — «Господа, я уже предупреждал, что не собираюсь обсуждать с вами личные переживания. И не понимаю, какое вам дело до моих отношений с семьей». — «Когда совершено убийство, герр оберштурмбанфюрер, — нравоучительно изрек Везер, — полиции есть дело до всего». Они определенно смахивали на парочку копов из американских фильмов. И наверняка у них так и было задумано. «Господин Моро приходился вам отчимом, не так ли?» — не унимался Везер. «Да. Он женился на моей матери в тысяча девятьсот двадцать девятом, если не ошибаюсь. Или двадцать восьмом». — «В тысяча девятьсот двадцать девятом, правильно», — Везер сверился с блокнотом. «Вам известны распоряжения по наследству?» — резко вмешался Клеменс. Я отрицательно покачал головой: «Нет. Откуда?» — «Господина Моро бедным не назовешь. Вы можете унаследовать кругленькую сумму», — конкретизировал Везер. «Я бы очень удивился. Мы с отчимом не ладили». — «Допустим, — согласился Клеменс. — Но у него нет ни детей, ни ближайших родственников. Если он не оставил завещания, то вы с сестрой разделите его имущество». — «Я об этом даже не помышлял, — искренне признался я. — Но давайте не будем сотрясать понапрасну воздух: завещание найдено?» Везер полистал блокнот: «Честно говоря, нам пока не доложили». — «В любом случае ко мне по этому поводу никто не обращался», — уведомил я. Везер нацарапал заметку в блокноте. «Еще вопрос, герр оберштурмбанфюрер: у Моро нашли двух мальчиков. Близнецов. Они живы». — «Да, я их видел. Мать сказала, что это дети одной приятельницы. Вы знаете, кто они?» — «Нет, — проворчал Клеменс. — И французы, очевидно, тоже нет». — «Они стали свидетелями убийства?» — «Они до сих пор рта не раскрыли», — обронил Везер. «Весьма вероятно, они что-то видели», — встрял Клеменс. «Но говорить отказываются», — повторил Везер. «Возможно, у них психологический шок», — объяснил Клеменс. «И какова их судьба?» — полюбопытствовал я. «Вот это действительно странно, — воскликнул Везер. — Ваша сестра забрала их с собой». — «И неясно, почему и как», — сказал Клеменс. «К тому же здесь налицо явное нарушение закона», — прокомментировал Везер. «Явное, — вторил ему Клеменс. — Но тогда последнее слово было за итальянцами. А от них ожидай чего угодно». — «Да уж, действительно, — подтвердил Везер, — кроме путного расследования». — «Впрочем, с французами та же штука», — посетовал Везер. «Абсолютно, один к одному, — согласился Клеменс. — Работать с ними — удовольствие ниже среднего». — «Господа, — прервал я их диалог, — все это прекрасно, но меня никоим образом не касается». Клеменс и Везер переглянулись. «Поймите, я сейчас чрезвычайно занят. Если у вас больше нет конкретных вопросов, я думаю, мы можем закончить?» Клеменс кивнул. Везер опять полистал блокнот, вернул его владельцу и встал: «Извините, герр оберштурмбанфюрер». — «Да, — эхом отозвался Клеменс и тоже поднялся. — Извините. Это пока все». — «Да, все. Спасибо за понимание», — поблагодарил Везер. Я протянул им руку: «Если возникнут вопросы, обращайтесь без стеснения». Я вытащил две карточки из визитницы и протянул каждому. «Спасибо», — Везер сунул карточку в карман. Клеменс разглядывал свою: «Специальный уполномоченный рейхсфюрера СС по организации труда заключенных, — прочитал он. — И что это?» — «Государственная тайна, комиссар», — парировал я. «О, извините!» Оба отдали мне честь и направились к выходу. Клеменс, который внушал больше доверия, чем Везер, открыл дверь и исчез, а Везер остановился на пороге и повернул назад: «Еще раз извините, герр оберштурмбанфюрер. Я забыл одну деталь». Он обернулся: «Клеменс! Блокнот». Снова зашуршал страницами: «А, вот: когда вы поехали в гости к матери, вы были в форме или в штатском?» — «Не помню. А что? Это существенно?» — «Вообще-то, нет. Оберштурмфюрер, выдававший вам пропуск в Марселе, утверждает, что вы были в штатском». — «Возможно, ведь я ехал в отпуск». Везер кивнул: «Спасибо. Мы позвоним, если что-то понадобится. Простите, что явились без предупреждения. В следующий раз запишемся на прием».
211 
