Сейчас-то я уже знаю, как это работает. Как всего один день с другим человеком перестраивает это живое зеркало, а ты тем временем тормозишь, продолжаешь хранить в памяти «свой день», когда она сидит ночью у тебя на кухне, закутавшись в простыню, и звонким голосом сообщает, что тоже – тоже! – написала стихотворение.
- жить на вершине голой
- писать простые сонеты
- и брать у людей из дола
- хлеб, вино и котлеты
Ты хмыкаешь, сочтя это шуткой. Это же Саша Черный, она прочитала его здесь, на твоей кухне, буквально на днях. Но снисходительная улыбка тут же тает, потому что она продолжает стих, уже от себя. Да так продолжает, что Саша Черный, наверное, тоже перестал ухмыляться в своем гробу:
- и чтобы еще был некто
- кто ходил бы за хлебом
- ему бы я тоже позволил
- жить под моим небом
- с ним поделил бы честно
- хлеб, вино и котлеты
- должен же кто-то слушать
- мои простые сонеты!
Ах, как хотелось бы еще потешить самолюбие этой картинкой – со мной она даже стихотворение написала, а потом погрязла в мещанстве с булочником. Но теперь, с моим возвращением, снова оттаяла, снова тянется к свету…
Чушь собачья. Да, она комплексует из-за отсутствия образования – но через два года будет легко говорить по-чешски, потому что новый мужик увезет ее в Прагу. Как супруга бывшего военного, она не позволит мне поцеловать ее даже в пустом трамвае – но еще через год подцепит триппер от турагента, а потом забеременеет от врача, вылечившего ее от триппера. Когда я встречусь с ней снова, она будет жить с программистом и рассказывать мне за обедом о вирусе Iloveyou. Я же в ответ посоветую ей подцепить английского лорда, ведь с ним она всего за год сделается настоящей леди, да и мне будет где останавливаться в Лондоне. А лет еще через пять, во время очередной нашей встречи, я пообещаю свести ее с американским астронавтом. Потому что если землянам когда-нибудь суждено связаться с другими цивилизациями – это, пожалуй, единственный способ.
Но это будет позже. А сегодня я просто ловлю себя на том, что когда она сидит у меня на кухне, я не вижу ни драных обоев, ни серого потолка… ни даже засохшей розы на люстре.
* * *
– Как тебе эта маечка?
– Вполне.
– Серьезно, я не уверена. После всего, что ты про юбки наговорил…
– Я серьезно. Повернись. Очень милая маечка, ты в ней чудесно выглядишь. Хотя в моей рубашке и с голыми ногами было круче. Но ты ведь такой костюм только для первых знакомств используешь, вместе с хорошо наведенным дождем – ах, я вся промокла, нет ли у вас какой-нибудь рубашки… Страшная сила эти вымокшие девушки.
– Издеваешься опять? Ладно, поехали.
В Новгороде тихо и хорошо, как всегда. Тот же Волхов с сильным течением, которое уносит нас с ней под мост, когда мы купаемся. Тот же обветшалый Кремль с мрачным и пустым Софийским собором.
– У тебя было обалденное лицо, когда ты свечку ставила. Такое даже фотографировать нельзя. Было бы время, притащил бы пастели и нарисовал.
– Тебя бы выгнали. Тут, наверное, нельзя рисовать. Разве что иконы.
– У тебя был очень иконический лик. Я бы сказал, что спутал.
– Ох уж мне твои комплименты с двойным дном! Кстати, одна моя подруга сюда ездила креститься. Я вот думаю – может, мне тоже?
– Давай-давай. Это сейчас не менее модно, чем мобила, но гораздо дешевле. Опять же, среди священников стало много молоденьких и симпатичных…
– Да ну тебя.
Юрьев монастырь закрыт, но проходящая мимо тетка показывает нам лаз, которым пользуются местные художники, чтобы забираться внутрь.
– Я рассказала Саше твою историю про девочку, которая цитировала фильм «Красотка». Он сказал, что не заплатил бы за меня триста баксов. А ты бы заплатил?
– Я бы заплатил триста пятьдесят.
– Ты свинья. – Она останавливается, глаза полыхают гневом. – Я думала, ты скажешь…
– А какого хрена я должен что-то говорить, а? Твой мужик, с которым ты живешь уже больше года, о котором ты вечно повествуешь с эдаким придыханием, говорит, что не заплатил бы триста баксов за ночь с тобой! Это, значит, не свинство? Это значит «Сашенька», да?
– Ты дурак, ты ничего не понимаешь!
Она садится в траву и плачет.
– Мог бы быть хоть один человек, который сказал бы мне… хотя бы в таком месте…
Подошедший к колонке мужик в плавках косится на нас. На его месте я бы подумал, что мы репетируем кино: она очень красиво всхлипывает среди невидимых стрекочущих кузнечиков и каких-то высоких стеблей с желтыми цветками.