.
Очередная сказка о Золушке 
20 
– Конечно, в публичном доме! И опять пьян! А что это за платье?! Что это за пошлейшее платье, я тебя спрашиваю? – Князь Михаил схватил жокейскую куртку, между прочим, дорогую, тончайшего английского сукна, и помахал ею, словно какой-нибудь тряпкой. – Как ты себя ведешь? Как ты одет? Раньше конюшие почитали за честь в праздничный день надеть такое платье, как у господ! А теперь господин одевается, как конюший, и ему не стыдно!
– Послушай, я уже достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно выбирать себе одежду. По душе тебе платье, как у екатерининского вельможи, вот и носи его на здоровье. А я уж сам разберусь, во что облачаться. Нравятся мне моды французские и английские, – простонал Доминик, поднимаясь на постели.
Князь Михаил швырнул ему брюки и куртку:
– Держи! Одевайся! И побыстрее!
– Побыстрее? – Доминик, с трудом облачаясь, бросил на опекуна взгляд, полный ненависти. – У тебя ко мне дело спешное имеется? Зачем при-ехал?
– Увидишь, – нехорошо усмехнулся князь Михаил, потирая сизый от уже приметной щетины подбородок. – Обещаю, ты будешь очень доволен. Очень!
Какое-то тревожное предчувствие мелькнуло у Доминика.
Мелькнуло – и сразу же исчезло. Когда так мутит, думать о причинах неожиданного приезда опекуна никак не получается…
В душной карете, покачивающейся по мощеным узким улочкам Варшавы, стало Доминику и вовсе худо.
Казалось ему, что выпитое шампанское вот-вот выльется наружу. Все мысли были об одном: скорее бы опустошить желудок. Однако карета остановилась у красивого высокого костела – и от пьяной тошноты в таком месте, конечно, следовало воздержаться.
– Пойдем. – Опекун схватил едва держащегося на ногах Доминика за локоть. – Уже скоро…
Радзивилл послушно вошел в костел, опустил пальцы в чашу со святой водой, преклонил колени, перекрестился… и вдруг заприметил, что у алтаря находится ксендз в праздничном золотистом облачении, а еще девушка в длинном белом платье.
«На свадьбу притащил, – подумал Доминик, с неудовольствием морщась. Головная боль только усилилась, и каждый шаг к алтарю, неподалеку от которого стояли также разряженные гости, давался с неимоверным трудом. – Интересно, кто женится? Впрочем, какая разница кто – я надеюсь только, что после венчания мне удастся быстро удрать, потому что иначе меня стошнит прямо здесь. Я вообще удивляюсь, что у меня до сих пор выходит сдержаться, не иначе как святые стены помогают…»
– Доминик Героним Радзивилл, согласен ли ты взять в жены Изабеллу Мнишек? – вдруг громогласно поинтересовался ксендз.
– Что? Я? В жены? В какие еще жены?!
Ксендз, как будто бы не слыша никаких вопросов, невозмутимо продолжил:
– Изабелла Мнишек, согласна ли ты взять в мужья Доминика Геронима Радзивилла?
– Согласна, – быстро пробормотала девушка.
Доминик прищурился, с ужасом вглядываясь в черты, едва различимые под вуалью.
Девушка? Да никакая эта Изабелла не девушка, ей лет тридцать, не меньше. Ой, да, теперь вот совсем точно вспомнилось: Изабелла Мнишек, графиня, вдова…
– Объявляю вас мужем и женой, – радостно провозгласил ксендз.
Доминик отшатнулся от его руки, осеняющей крестом, с ненавистью уставился на князя Михаила:
– Что ты надумал? Женить меня? Без моей воли? Я первый раз вижу эту женщину! Как ты мог?! Как можно вот так, не по-людски!
Опекун пожал плечами:
– Не ты первый, не ты последний. Изабелла – мудрая женщина. С ней ты будешь счастлив. И уж твой дружок Понятовский больше не сможет с утра до ночи таскать тебя по публичным домам да по театрам и ресторациям! Я тебя предупреждал: не попадай под его влияние, он тебя дурному научит. Меня ты не послушал. Может, жену послушаешь…
Доминик скрипнул зубами.
Кажется, так и схватил бы сейчас опекуна за горло.
Скотина гнуснейшая! Это же надо было такое гадство придумать!
Только вот придется сдержаться, остудить свой пыл. Пока с опекуном расправиться никак нельзя. До совершеннолетия остался еще год, и князь Михаил имеет право принимать все решения – женить, карать, миловать.
До восемнадцатилетия целый год.
Но он пройдет.
И вот тогда… тогда опекун сам женится на этой потасканной вдове, сожрет вуальку, которой она прикрывает постаревшее лицо, а еще князь Михаил… Еще… еще…
Растерявшийся, расстроенный, утомленный, Доминик так и не смог в тот день придумать достойные страшные кары для коварного опекуна.
Но в одном он был точно уверен: князь Михаил весьма пожалеет об устроенном «сюрпризе» и заплатит за него высокую цену…
20 
