Особенно,... 
108 
трогало. Если бы она могла, она бы вообще вычеркнула его из своей жизни — настолько он был ей безразличен. Август говорил, что ее запрут в монастырь и она умрет в подземной тюрьме, но Мадленка не чувствовала ни малейшего желания доставлять ему такое удовольствие.
Через несколько дней состоялось последнее заседание. Епископ объявил, что недавно открылись новые детали нападения на настоятельницу. Оно было совершено сколоченной шайкой бродяг, решивших, что столь знатная и богатая дама непременно должна везти ценные вещи. Поняв, что они обманулись в своих ожиданиях, бродяги обозлились и перебили всех, кто был в караване.
В числе нападавших, несомненно, были и те двое, кого позже на перекрестке видела Мадленка, и суд благодарен ей за то, что именно она указала им этот след, приведший к убийцам. Несколько бродяг уже поймано; под пыткой они сознались в своем преступлении и будут завтра повешены. Все желающие могут пойти посмотреть на это.
Что же до прискорбного убийства светлейшей княгини Гизелы Яворской, то судьи не смогли прийти к единому мнению, а потому он, епископ, своей властью назначает божий суд, каковой состоится в ближайшее время. Боец князя Августа сразится с бойцом Мадленки перед очами шляхтичей и благородных дам, как дозволяет закон. Если боец Мадленки проиграет или падет, значит, она виновна; если проиграет боец Августа, Мадленка немедленно освобождается и имеет право уехать, куда ей заблагорассудится.
Окончив чтение приговора на довольно темной и маловыразительной латыни, епископ объявил, что вердикт суда пересмотру не подлежит, и величественно сел на прежнее место. Пан Соболевский, слышавший приговор, подошел к дочери и проговорил, что нельзя было ожидать более справедливого решения.
Мадленка была подавлена. Она спросила, кто же согласится выступать за нее. Отец подумал и сказал,
что наймет бойца за хорошие деньги, и на этом они расстались. Мадленку увели, а пан Соболевский отправился на постоялый двор, подкрепиться и порасспрашивать, не поможет ли кто ему в его щекотливом деле.
Глава двенадцатая,
в которой Мадленка теряет всякую надежду
Мадленка чувствовала великую горечь. Сознание собственного бессилия угнетало ее. Она не боялась бога и не сомневалась, что в божьем суде победа окажется на ее стороне, но то, что из-за нее, в частности, вешали ни в чем не повинных людей, было мучительно. Он не пошла смотреть на казнь, от которой все зрители, казалось, получили немалое удовольствие; в церкви, улучив момент, она даже бросилась на колени перед князем, умоляя пощадить бродяг, но епископ Флориан заметил, что она проявляет странное радение об их судьбе, которое может быть дурно истолковано.
Мадленка поднялась с колен, но унижение ее было таково, что она не постеснялась при всех обозвать епископа «лживой собакой», чье время скоро истечет. Будь ее воля, она бы своими руками растерзала этого •жирного благодушного прелата в клочья.
Мадленка совсем отчаялась. Она велела не принимать Августа; раз уж в игре, которую им навязали, им суждено играть роли врагов, она не станет делать ему поблажек. До нее дошло известие, что князь готовится жениться на панне Анджелике; она не опечалилась и не обрадовалась этому.
Из Кракова на божий суд прибыл представитель короля, пан Кондрат, человек лет пятидесяти с мало характерным для его возраста острым любопытством. Он пожелал встретиться с Мадленкой, и во время их встречи ее не покидало чувство, что он рассматривает ее так, словно она была чем-то вроде собаки о пяти лапах, созданием диковинным, но и обреченным также. Князь Диковский послал даже крестоносцам приглашение присутствовать на божьем суде. Ответ за подписью великого комтура гласил, что жалкие польские увеселения их нимало не волнуют. Дня два все возмущались тоном послания Конрада фон Эрлингера, потом поутихли и заговорили о другом.
Мадленка попросила отца доставить ей библию настоятельницы, которую она забыла в Каменках, когда ее увозили оттуда. Пан Соболевский привез библию и обнадеживающие известия. Он нашел бойца, который выступит за нее на поединке. Сначала он хотел, чтобы это был кто-то из семьи, и предложил зятю-литвину выступить за Мадленку, но сестра Беата решительно воспротивилась, а он не посмел настаивать, потому что она на сносях, и вообще, мало ли как может обернуться дело. К его удивлению, все эти подробности Мадленку мало интересовали.
108 
