Естественно, ни у кого в реальной жизни так не бывает. Но на то и «сужет», чтобы сужать реальность до карманного суррогата. А мой «сужет» был недостаточно «суженным». Что тут еще скажешь? Ну не скакал мой Иван Царевич до полного гемора, хоть ты тресни. На чем в Интернете скакать-то? На коврике от мыши и педальном стуле?
Неправильный «сужет», в свою очередь, приводил мою книжку к неправильной концовке. Я с удивлением узнал от критиков, что финал фантастического албана должен быть «понятным». Моя же концовка была необычной: главный герой, литератор, попал в мир, где вообще нету книг. Да, пожалуй, это слишком шизовая идея для русской фантастики. Должны же быть какие-то приличия! А вдруг это прочтут дети?!
И все же я недолго страдал от критики. Привычный к аналитике мозг быстро засек смешной паттерн: книжка вызывает раздражение только у критиков-мужчин. Зато женщины воспринимают моего Франкенштейна на ура. Их не мучает ни обилие технических заморочек, ни ширина «сужета». Как будто они вообще читают какую-то другую книжку! «Попробуйте сами описать снеговика перед подъездом и ночное падение сосульки так, чтобы захотелось оказаться на месте рассказчика», — предлагает критикам-мужичкам Екатерина Ваншенкина из «Озона». Ей вторит Анна Савиных на «Эхе Москвы»: «Самое интересное здесь — не повороты сюжета, а тщательно, с видимым удовольствием выписанный кошмар киберпанка».
Самую же эффектную штуку замутила Марта-Фрай. Из словесной руды моей книжки она добыла слово «худло» и отправила его гулять по просторам русского языка. Уже через год этот термин, означающий поточную художественную литературу, употребляли даже мои самые злобные критики. Лучшее подтверждение гипотезы о романе как «мусорном ДНК»: поезд довез пассажира.
О, эти теплые женские рецензии! Интересно, все ли писаки лелеют в башке этот мифический образ — красивая женщина, на лице которой отражается «вся гамма чувств-с», когда она читает твое гениальное произведение? Булгаков с этим особенно постарался: его героиня даже в огонь за рукописями лазила. И ведь веришь, веришь, и сам о таком иногда мечтаешь. Пока не прочтешь последний том того же Булгакова, где письма и дневники. Где он рассказывает, как отдал перепечатывать «Мастера и Маргариту» какой-то своей молодой родственнице. И стал наблюдать. Бедняга! На первой сотне страниц вообще никакой реакции, и лишь где-то в середине девушка один разок, вяло так, ухмыльнулась.
Если б я только знал, что теплые женские рецензии станут очередной литературной ловушкой… Когда с «Паутиной» было покончено, я с разгону написал небольшой рассказик «Парадокс Сапожника». И хотя виртуалка Мэри Шелли уже умерла, привычка к сетевым мистификациям у меня еще сохранилась: я выложил рассказ у себя на сайте с подзаголовком «Глава из нового романа».
Текст прочитала Аля Пономарева, главред журнала «Internet». И сказала, что он ей понравился — так что она готова купить весь роман, для публикации с продолжением в журнале. Пошутил, бля…
Пока публиковалось уже написанное, я в спешке нафигачил еще одну главу несуществующего албана «2048». И тем еще туже затянул петлю на собственной шее: Аля позвала меня на работу в журнал, заместителем главреда.
Секс & Сети
Встречая людей, которые не любят «историю по Фоменко», я иногда для прикола рассказываю им, кто такой академик Фоменко. Обычно даже не требуется доходить до теории гомологических групп, чтобы вежливо передать собеседнику свой намек: не стоит тебе, обезьяне-гуманитарию, пытаться оценивать шутки математиков международного уровня.
Паркер все-таки ошибся: следующий этап развития Рунета определила не политика, а секс. Хотя у государственных историков наверняка победит паркеровская версия. Какое политическое событие 2001 года, связанное с Интернетом, они вспомнят прежде всего? Наверняка — президентский указ, обязавший всех министров замутить сайты своих министерств к концу года. Но едва ли официальный историк напишет, как при обнародовании этого указа замруководителя аппарата правительства Алексей Волин перевел его на человеческий язык: «Ситуация, при которой московские проститутки имеют свои сайты, а федеральные министры — не имеют, кажется несколько странной». То есть министрам просто велели брать пример с более прогрессивной части населения.
Спешу успокоить читателей, которые решили, что моя история Рунета будет прямо-таки фоменковской, и буквально вся факторизуется до одной большой волосатой бутылки Клейна. Не бойтесь, все обойдется. Министр сельского хозяйства вовсе не бросится создавать сайт с изображениями животных в пикантных позах. Да и остальные министры тоже. Тут Паркер прав: политики вообще специальные существа.