Глава 7. Нейроманист

Культурная столица

Мартовское пиво и краковская колбаса прекрасно сочетаются с питерским октябрем. Вот уже неделю я снова живу в этом городе и все еще далек от мысли убивать старушек.

Вопреки карканью ворон-москвичек, в Питере есть жизнь. Она здесь медленная, но духовная. И девушки, в отличие от московских, не матерятся каждую минуту. Питерские девушки — слегка вытянутые, с одухотворенными лицами цвета «белая ночь» — скромно стоят на Невском и просят «помочь жетоном». За день их можно встретить до трех дюжин. Если какой-нибудь заблудший шотландец действительно стал бы раздаривать им жетоны, он очень удивился бы, заметив, что пассажиропоток метро вовсе не увеличивается: девушки продолжают стоять на Невском, игнорируя самоходную дорогу под землю. Питерским девушкам не нужно под землю. Им нужен кто-то, кто может помочь жетоном.

Даже в прохладных подземельях питерского метро побеждает духовность. Хотя вампиры-технократы и здесь навязывают населению бесовские карточки. Как известно, именно ради карточек давно упразднены удобные телефоны-автоматы за две копейки: пятьдесят лет телефонно-автоматного прогресса в обеих столицах привели к появлению ублюдочных полуавтоматов, которые скрывают от ветра и дождя лишь телефон, но не человека, и работают лишь от бесовских карточек, за которыми нужно бежать до метро. Теперь карточки в Питере используются и для прохода в самом метро, как в Москве. Но ура! — в Питере они постоянно ломаются! На Гостином дворе к турникету приклеено объявление, очередной знак победившей духовности:

В октябре мы отмечаем День Интера, нашей спецшколы для странных крокодильчиков. За годы большинство одноклассников замаскировалось под нормальных, даже очень гуманитариев. В этом тоже помогает питерская атмосфера. Один, бывший гений матфизики, а ныне просто миллионер, зовет поехать с ним вместе в Индию — в ашрам, помедитировать пару недель. Отвечаю ему, что у меня еще есть кой-какая работа… «Какие проблемы! — удивляется он. — Возьмем с собой комп, будешь прямо с медитаций свои новости херачить!»

С другим одноклассником мы еще пытаемся меряться технологиями, но и здесь питерская духовность не дает нам расслабиться. Я оставляю ему сообщение на автоответчике, он в ответ оставляет сообщение в гостевой книге моего сайта. На следующий день я звоню ему с чужой мобилы, и он предлагает встретиться через полчаса в заведении на Театральной, которое закрыто на ремонт, о чем мне сразу сообщает таксист еще на Невском. Но я говорю «Поехали» и машу рукой, а затем выхожу под проливной дождь на Театральную, перед закрытым заведением. Впереди по курсу — столь же закрытый «Шемрок». Нормальный человек в этих условиях стоит под дождем еще пару минут и спокойно едет домой. Я же медитирую чуть дольше, сворачиваю за угол и вскоре дохожу до ресторана «Ватерлоо», где сидит пресловутый одноклассник. Он ничуть не удивляется этой трехходовке, поскольку сам ее проделал до меня.

На следующий день группа одноклассников назначает мне встречу на углу Некрасова и Маяковской. От этого перекрестка (где нет никаких заведений вообще) нужно опять пройти каких-нибудь два квартала в случайную сторону, чтобы дойти до ресторана, где в самом деле сидит вся компания бывших учащихся интерната для психопатов. Но и это — лишь разминка: обычно в Питере используют телефон только для того, чтобы сказать «давай где-нибудь встретимся на днях», после чего действительно встречаются где-нибудь и на днях.

Да что говорить! — я впервые за долгие годы поднялся на свой этаж пешком, без лифта! Купил себе новый письменно-компьютерный стол в форме боба, а он в лифт не влезает. Даже здесь кто-то позаботился о том, чтобы я не терял духовность, — то ли строители питерских высоток без грузовых лифтов, то ли создатели неразборных столов загадочной формы. В подъезде сильно пахло мочой, и какой-нибудь москвич поехидничал бы — ага, мол, вот она, настоящая духовность. Не понимают они, лохнессы, что так и есть. Питерские люди мочатся в подъездах не от недостатка, а от переизбытка культуры: они просто стесняются делать это на виду, на улице.

  70