Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
45 
Если не местный, тогда ладно, милостиво говорит та, которая не по средам, и уже спокойно так смотрит на меня как на нормального дебила из, скажем, города Чудова. Берет книжку, листает, листает, листает… Я прямо замираю в каком-то сладком предчувствии. И ведь оправдалось! Она вдруг как закричит:
— Нужна справка из санэпидстации!
Yes! Я к этому времени был уже совсем как под кислотой. А что это, говорю, за справка? Это типа что моя книжка не радиоактивная и не бактериологически-оружейная?
Вроде того, говорит она очень даже серьезно.
И как, спрашиваю я, эту справку мне поиметь?
А вот вы сейчас идете на, говорит она, на Садовую дом один, там у вашей книжки берут анализы, проверяют их на вредность и потом дают справку.
Я, конечно, сразу представляю себе, как моя книжка какает в коробок, а я несу этот коробок на Садовую дом один. Ладно, говорю я, мне уже достаточно приколов на сегодня. А то я сейчас совсем помру от смеха с этими анализами. Лучше я домой пойду чай пить, пока не умер.
Как хотите, говорит она, но знайте: с первого июля ничьи книжки нигде не будут без анализов брать. Или штраф — сто мротов!
От «ста мротов» я совсем заколбасился и ушел, просветленный.
Спустя пять лет в Доме Книги появились мои книжки. Но другие. «Жидкое стекло» было последней игрой в традиционную поэзию. На презентации в московском клубе «Авторник» я признался, что завязал со стихами. И что теперь буду заниматься какими-нибудь более поэтичными вещами. Может, управляемыми снами. Или общением с животными…
Примерно так и получилось. Правда, я еще долго не мог определиться, к чему ближе моя новая работа.
Глава 5. Ленточные черви
моя ушная раковина
к твоей ушной раковине
звуки моря
Мозгва и мозгвичи
Грядущие поколения рассеян скорее всего забудут поговорку «в Тулу со своим самоваром». Не только из-за отсутствия самоваров в быту, но и по причине общего развала промышленности в провинциях. Правда, какое-то время назад среди моих знакомых вызвала большой интерес новость с заголовком «На тульском самоварном заводе сгорел цех по производству огнетушителей». Многие полагали, что теперь надо «в Тулу со своим огнетушителем». Но и это не вошло в моду.
Зато говорить «в Москву со своими тараканами» будут еще долго. Это актуально, как говорят в самой Москве. А в противном случае там говорят — «это не актуально». Так сказала одна московская парикмахерша, указывая на мои питерские бакенбарды. И я сразу просек: с тараканами в этом городе проблем нет.
После того, как в конкурсе «Арт-Тенета» наступил полный «рдыц чыо пидсыц» (крылатое, но непереводимое выражение великого Делицына), самой активной тусовкой рунецких деятелей осталась рассылка ЕЖЕ во главе с горячим финским модератором Сашей Малюковым. Там обитали все, кто делал более-менее заметные интернет-проекты с регулярно обновляемым содержимым. Ежедневно, еженедельно и так далее. На встрече ЕЖЕй в Питере осенью 98-го мы познакомились с московской частью тусовки.
Встречу назначили в Катькином садике, напротив «Елисеевского». Не хочется говорить, что идея места принадлежала москвичам — но кому же еще? Питерские-то знают, что в этом загоне среди пропитанных мочой кустиков собираются распоследние городские педики. Правда, я и сам вспомнил об этом поздновато, лишь когда уже вошел в садик с Невского. Вокруг кустиков там и сям толклись небольшие компании. В них явно недоставало женского пола. Бля, как же тут отличить Отцов Рунета? Матерей-то у Рунета практически нет, словно русская Сеть родилась после гомосексуальной оргии. Может, потому и Катькин садик?!
К счастью, в одной группе среди десятка мужиков я заметил двух девиц. Я подошел к той, что стояла с краю (я все еще не был уверен…) и завел тактичную беседу о ее меховых наушниках и хреновом питерском лете. От толпы тут же отделился низкорослый чувачок с пронзительными глазами, подскочил к нам и представился мужем девушки. На голове у него болталась странная штуковина, типа помятого компакт-диска. Позже, ночуя у него дома в Москве, я узнал, что он действительно хранит кипу в коробочках из-под дисков, и по утрам долго мучается, разыскивая этот не очень теплый головной убор в своей обширной музыкальной коллекции.
Это был Носик. В холодной забегаловке на канале Грибоедова, где мы отмечали встречу сомнительными напитками из пластиковых стаканчиков, он сказал проникновенный тост. «Через пять лет мы будем пить в залах с колоннами», — сказал он.
45 
