36 
– Ничего, сейчас пацаны на подмогу приедут! – в ответ провопила Нора.
– Какие еще пацаны?!
– Я же стриптиз заказала! А то ты не знаешь!
– Забыла, – схватилась за голову Дина. – Мне тут еще пацанов не хватало…
– А этот дружок Левинского, он кто – олигарх?!
– Почему олигарх?
– На «Навигаторах» простые люди не ездят!
– Мне нет дела до дружков Левина. А тебя почему он волнует?
– А то ты не понимаешь! – захохотала Нора.
– Нет, не понимаю.
– Гад он! Олигархическая сволочь. Но машина у него… Я влюбилась с первого взгляда!
– Тебе нельзя! – заорала Дина. – Ты же бе-е… – Она испуганно закрыла себе рот рукой, вспомнив о запрете упоминать проблему беременности.
– Я же в машину, балда! Какая тачка! Мне никогда такой не купить, даже если с утра до вечера вычитывать рукописи самых топовых авторов!
– Дался тебе этот «Навигатор»! Гроб на колесах на тысяча и одно место. Легче в автобус влюбиться.
– Но у него такие глаза! Фары то есть… Правда, правую я разбила.
– Тише, кажется, в дверь звонят!
– О, мальчишки пришли!
– Стой! Им же платить надо!
– Я заплатила.
– А…
– А если нечего будет сунуть в стринги парням, обратимся к олигархической сволочи!
Нора захохотала и бросилась в коридор.
Но дверь уже открывал Клим.
– Девчонки! – кричал он, раскинув руки. – Милые, родные! За первые «па» плачу наличными прямо в подъезде! Ап! Снимаем парики и накладные ресницы! За остальное – двойной тариф!
– Спер идею, – пробормотала Нора. – Олигархический гад…
Филипп Филиппович курил на лавочке у подъезда.
И хоть курить он бросил лет десять назад, сигарета, отобранная у мальца с верхнего этажа, доставляла истинное, давно забытое удовольствие.
Ох, не нравилось все Филиппу Филипповичу!
Ветер не нравился, облака не нравились, лавочка эта не нравилась, автостоянка не нравилась и суетливые воробьи не нравились. А в особенности раздражали его мужики с цветами, тортами и свертками, спешащие в разных направлениях города. И бабы раздражали – празднично-холеные, без головных уборов, с навороченными прическами, улыбающиеся, довольные… Они выныривали из такси, забегали в подъезды, щебетали, как едва народившиеся птенцы, неумело парковали свои машины и сияли, сияли, словно медные самовары, натертые раз в году.
Что это за праздник такой – Восьмое марта?!
Глупость, а не праздник. Если ты настоящая женщина, то для тебя каждый день – Восьмое марта. Ты всегда ухожена, накрашена, одета с иголочки, и взгляд у тебя играет, и голова высоко поднята, и мужики от тебя шалеют. А красить ногти раз год…
Тьфу!
Ох, не нравилось все Филиппу Филипповичу.
Из соседнего подъезда вышла бабка с крохотной собачонкой на поводке. Собачонка начала резво задирать ноги на все бордюры, урны, скамейки и колеса автомобилей. Филипп Филиппович открыл рот для возмущенной проповеди, но сообщить бабке о новом законе, обязывающем выходить на прогулку с собакой с совком и пакетом, так и не рискнул. Бабка слыла умелой и бойкой скандалисткой. Тягаться с ней Филипп Филиппович не посмел.
– С праздничком! – крикнул он бабке. – С международным…
Она его не услышала, зато ее собачонка разродилась визгливым лаем.
Филипп Филиппович втянул голову в плечи и нахохлился как воробей.
Хоть бы работа сегодня была, а то ведь выходной приключился!
Работу свою – «в парке карусели крутить» – Портнягин любил и очень ей дорожил. За пультом управления аттракционами он был и царь и бог. Нажмет кнопку – колбасит народ на вертушке, еще раз нажмет – приземляются все в целости и сохранности. Господом богом чувствовал себя на работе Филипп Филиппович.
А сегодня…
– Э-эх! – затушил он охнарик, огляделся, куда бы его выбросить, но урна оказалась переполнена, и Портнягин сунул окурок в карман. Встал, отряхнулся, направился было домой, но…
Отродясь такого нахальства Филипп Филиппович возле своего дома не видел. Японский микроавтобус на бешеной скорости ворвался во двор, скрипя шинами развернулся и задним ходом припечатался к подъездной двери. Из машины выпорхнула стайка вопиюще развязных девиц в перьевых боа и слаженно нырнула в подъезд, за порядок в котором отвечал Филипп Филиппович.
Портнягин потерял дар речи. Дробный стук каблуков по лестнице удалялся, навевая мысли о невиданных безобразиях на подотчетной ему территории.
– Ге-эй!! – отмер Филипп Филиппович. – Вы куда, вашу-у мать?! Стоять, не двигаться! Я тут директор! Я главный! Где документы?! Где регистрация?! Где…
36 
