26 
– Не надо! – замахал Левин руками, но маг-детектив не обратил на него никакого внимания.
– Собака-то того… с вами жить будет, – забубнил басом Андрейкин. – Ох, ты, черт, мать твою, в бога душу! Да она щенков наплодит… аж двенадцать штук!
– У меня кобель, – сухо констатировал Левин, которому этот цирк начал надоедать.
– Не скажи, не скажи, – пробормотал Андрейкин, пялясь в шар, – вижу собачонок маленьких полный дом. Шторы рвут, диваны грызут, по квартире стаей носятся, писают, какают, лают, визжат… А баба-то, баба-то твоя, брюнетка с длинными волосами, никак на сносях уже! С пузом вижу ее, по квартире туда-сюда шатается и к тебе, зараза такая, вяжется: «Мусор не вынес! Поздно пришел! Какая-то девка из Англии тебе названивает!» А ты ей: «Опять курила?! Почему на полу пепел?! Почему сок не пьешь, который я утром выжал?! Тебе же рожать вот-вот!» А баба-то ничего, понимающая, обнимает тебя, прижимается, что-то ласковое на ухо шепчет, вот только не слышно что…
– Замолчите! – не выдержал Левин. – Что за бред вы несете?! Магические шары такое не показывают!
Андрейкин перевел затуманенный взгляд на Левина и серьезно сказал:
– Это у других не показывают. А я – маг и чародей в шестнадцатом поколении! У меня шары все показывают и даже рассказывают…
– Тьфу! – в сердцах плюнул Левин.
И вышел из странной квартиры, злясь на себя так, как никогда в жизни не злился.
– Я вам позвоню, когда что-нибудь прояснится! – вдогонку крикнул ему Андрейкин.
Совершенно ошалевший, Левин выбежал из облупленного подъезда и огляделся, стараясь понять, в какой части города он находится.
В чувство его привел телефонный звонок.
– Полчаса не могу до тебя дозвониться, нет связи! – заорал Клим в трубку. – Где ты был?!
– У мага, – пробормотал Левин.
– Что?! Где?! – не понял Титов.
– У чародея Андреаса, он же – частный детектив Андрейкин. Этот многофункциональный тип обещал разобраться, кто провернул аферу с моей квартирой.
– С ума можно сойти, – удивился Титов, но вдаваться в подробности не стал. – Ты помнишь, что завтра Восьмое марта и у нас назначена зачистка твоей территории?
– Конечно, помню, – тяжело вздохнул Левин, вспомнив ирисы, которые он так и не подарил маме.
– Тогда выпивка за тобой, остальное я организую. Начало разврата назначаю на три часа дня!
– Почему так рано? – удивился Левин, но вместо ответа услышал короткие гудки. Он вскинул руку и пошел к дороге, чтобы поймать такси.
«Машину, что ли, купить?..» – после получасового безрезультатного голосования тоскливо подумал Левин.
Он не любил ездить за рулем и ни черта не смыслил в сложных механизмах.
– Ну чего ты ревешь? Чего ревешь, как последняя дура?! – Нора прикурила сигарету и сунула ее Дине в рот. – Это мне реветь надо, а я ничего, видишь – веселая! – Нора закашлялась от первой затяжки, жестом подозвала официанта и заказала еще два латте и фруктовый торт. – Мне Тарасов вчера позвонил, представляешь?! Говорит, что чувствует себя сволочью. А я ему – ты ж не беременную меня бросил, так что не надо париться! А он – беременную я бы тебя не бросил. Гад… Ну не реви! Что у тебя такого стряслось, что надо рыдать?
– У меня… собаки… – давясь слезами и затягиваясь сигаретой, еле выговорила Дина.
– Много?
– Одна.
– Одна! – всплеснула руками Нора. – Не потоп, не землетрясение, не смертельная болезнь, а всего лишь одна собака! Ты же всю жизнь мечтала о собаке, а Стас не давал тебе ее завести! Чего ты ревешь?!
– У нее блохи, понос и какая-то шишка между ушами. – Дина залилась новым потоком слез, сигарета намокла и погасла. Официант суетливо поменял пепельницу, стыдливо отводя глаза от рыдающей Дины.
– Где ты ее взяла?
– Кого?
– Собаку!
– А-а… В приюте… Ее никто не хотел брать, потому что она очень большая и очень больная.
– Порода какая?
– Гигантская порода. Мне кажется, у нее в родне были коровы.
– Все ясно. Подобрала больную, никому не нужную дворнягу. А он-то как?
– Кто?
– Левин! Как он перенес появление в доме большой, блохастой, больной собаки?!
– Не знаю… Не видела… Я дома еще не была!
– А где ты была?
– На рынке, в зоомагазине, в ветаптеке. Купила собаке мясо, лекарство от блох и глистов, большие миски, коврик… – Слезы капали в кофе, пробивая в сливочной пене ощутимую брешь. – А плачу я, Нор, от безысходности и бессилия. Лучше бы я не уходила в отпуск! На работе я хоть отвлекалась, а теперь… Устала! Очень устала! – Дина отрезала от торта огромный кусок и стала есть его, некрасиво пихая в рот.
26 
