Особенно,... 
80 
На тюрбане у Хуана красовался рубин размером вдвое больше человеческого глаза, над которым поднималось павлинье перо.
Александр задрожал от радости, как будто он только что заполучил новую девственницу, которую можно было познать.
— Дитя мое! — вздохнул он. — Милый, дорогой мой сын! О, как мрачны были мои дни без тебя!
И он прижал Хуана к себе, сам не свой от радости.
Хуан прижался щекой к щеке старика, заслонив лицо Папы и при этом изучая из-под полуопущенных век реакцию братьев и сестры. Когда Хуан вошел, все встали, и я заметила, что на лице Лукреции застыло какое-то напряженное выражение и улыбается она сдержанно и неискренне.
А еще я перехватила взгляд, которым обменялись Хуан и Чезаре, и увидела злорадное торжество на лице Хуана и деланное безразличие на лице Чезаре. И еще заметила, что мой возлюбленный сжал кулак.
Мы сели. За все время ужина его святейшество говорил с одним лишь Хуаном, не удостоив никого более ни единым словом, а Хуан щедро потчевал нас забавными историями о жизни в Испании и все твердил, как он рад, что вернулся в Рим. На вопросы о своей супруге Марии Энрикес, кузине испанского короля, он лишь пожал плечами и скучающим тоном ответил:
— Беременна. Вечно она болеет.
— Надеюсь, ты хорошо с ней обращаешься, — сказал Александр тоном, в котором упрек мешался со снисходительностью.
Выходки Хуана с куртизанками вошли в легенды, а дважды он похитил девушек из благородных семей незадолго до свадьбы и силой овладел ими. Родственники несчастных наверняка прикончили бы его, если бы не деньги Борджа.
— Очень хорошо, отец. Ты же знаешь, что я всегда прислушиваюсь к тебе.
Если в словах Хуана и прозвучал сарказм, его святейшество предпочел этого не услышать. Он лишь улыбнулся, этакий всепрощающий отец.
Хуан устроил из этого ужина настоящий прием в свою честь; он успел обратиться к каждому и поинтересоваться, кто как живет. У Джофре он спросил:
— Как поживаешь, братец? И как ты умудрился заполучить такую великолепную жену?
Прежде чем покрасневший Джофре успел придумать какой-нибудь остроумный ответ, Хуан сам ответил на свой вопрос:
— Ну да, конечно. Ты же Борджа, а все мы, отпрыски Борджа, — счастливчики.
Джофре промолчал и несколько помрачнел; я вспомнила, как Чезаре однажды проговорился, что моего мужа на самом деле не считают сыном Папы, а значит, реплика Хуана была не чем иным, как завуалированной колкостью.
Хуан весело рассмеялся — он явно был еще больше привержен к вину, чем его отец, и уже успел изрядно выпить. Александр хохотнул, приняв это замечание за похвалу себе, но Лукреция, Чезаре и я не стали улыбаться. Я погладила мужа по ноге, стараясь приободрить его.
С Лукрецией они побеседовали более приятно и оживленно, с Чезаре — коротко, но вежливо. Затем герцог Гандийский перенес внимание на меня.
— И как вам Рим? — спросил он.
Глаза его блестели, выражение было сердечным и восторженным. Сейчас в нем особенно отчетливо проявилась отцовская общительность.
— Я скучаю по морю, — честно призналась я. — Но Рим по-своему тоже очень привлекателен. Здешние постройки великолепны, сады прекрасны, а солнце…
Я заколебалась, подыскивая подходящее слово, которое смогло бы передать суть этого света, окрашивающего все в золотистый свет, да так, что казалось, будто все светится само собою.
— …в августе просто чертовски жаркое, — коротко рассмеявшись, договорил за меня Хуан.
Я сдержанно улыбнулась.
— Да, в августе здесь очень жарко. Я привыкла к побережью, где лето не такое знойное. Но свет здесь прекрасен. Я не удивляюсь, что он вдохновил стольких художников.
Это замечание понравилось всем присутствующим, и в особенности Александру.
— Вы скучаете по дому? — многозначительно поинтересовался Хуан.
Я положила руку на плечо Джофре.
— Где мой супруг, там и мой дом. А раз он здесь, как же я могу скучать по дому?
Это вызвало еще большее одобрение. Мой поступок был отчасти порожден вызовом: мне не понравилось, что этот человек оскорбляет Джофре при родственниках. Любовь к Чезаре наполняла меня чувством вины; я знала, что эти мои слова — чистой воды лицемерие. Но хотя я и не любила своего мужа, я по-прежнему считала, что обязана ему верностью.
Неизменная самодовольная, заносчивая улыбка исчезла с губ Хуана, и вместо нее на миг промелькнуло на удивление искреннее выражение тоски.
— Бог милостив к тебе, братец, — негромко сказал он Джофре, — раз он дал тебе такую жену. Я вижу, она принесла тебе счастье.
80 
