Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
127 
— Тебе не следует этого делать! Слуги увидят и донесут отцу — он рассердится.
— Да пошел он к черту! — с пылом воскликнула она, и мы обнялись.
— Ты очень добрая и храбрая, — сказала я. — У меня сердце разрывается от необходимости прощаться с тобой.
— Я не прощаюсь. Я говорю «до свидания», — возразила Лукреция. — Клянусь: мы с тобой еще встретимся. Честное слово, я добьюсь, чтобы вы с Альфонсо вновь очутились в милости у нашей семьи. Я не допущу, чтобы вы ушли.
Я крепко прижала ее к себе.
— Милая моя Лукреция, — пробормотала я, — я всегда буду твоей верной подругой.
— А я — твоей! — торжественно пообещала она.
Мы разомкнули объятия и взглянули друг на друга; Лукреция вымученно рассмеялась.
— Ну вот. Довольно печали. Мы встретимся снова, и ты будешь рядом со мной, когда первенец твоего брата появится на свет. Думай об этом счастливом времени, и я буду делать то же самое всякий раз, когда мне будет тоскливо. Давай пообещаем это друг другу.
Я изобразила улыбку.
— Обещаю.
— Вот и хорошо, — сказала Лукреция. — Теперь я уйду, зная, что наша разлука будет недолгой.
Она ушла, и я, глядя на ее мужество и решимость, тоже расправила плечи.
Это был 1499 год. Не только в разговорах простонародья, но и в страстных проповедях с кафедр утверждалось, что Бог считает нужным устроить конец света в грядущем, 1500 году. Когда я с позором покидала дворец Святой Марии, у меня действительно было такое чувство, будто мой мир уже идет к концу. И слухи соответствовали действительности. Конец моего мира приближался, хотя он еще просуществовал до следующего года.
КОНЕЦ ЛЕТА 1499 ГОДА
Глава 28
Уезжая из Рима, я держала голову высоко поднятой. Я отказалась терзаться стыдом из-за того, что Александр так грубо изгнал меня из дворца, который я привыкла считать домом. Стыдиться следовало не мне и не моему брату, не сделавшему ничего дурного, а Чезаре и его вероломному отцу. Но все равно у меня болело сердце оттого, что мне пришлось оставить здесь Лукрецию и Джофре. Какая ирония судьбы: я, которая была так несчастлива при мысли о переезде в Рим, теперь была настолько несчастлива, покидая Рим ради моего любимого города.
На второй день пути мы увидели берег и море; оно, как всегда, тут же взбодрило меня. К тому времени, как мы добрались до Неаполя, моя печаль отчасти смягчилась и я смогла радоваться возвращению домой; но радость мою омрачала глубокая печаль Альфонсо. Я видела, как потрясена была Лукреция в тот день, когда отец сообщил ей о побеге Альфонсо. Однако как бы сильно Лукреция ни любила моего брата, Альфонсо обожал ее еще сильнее, и мне пришлось наблюдать, как с каждым днем, проведенным в Неаполе, Альфонсо все сильнее беспокоится о Лукреции и сердце его разрывается от горя.
Они поддерживали непрестанную переписку — которую читали шпионы его святейшества и короля Федерико, — заверяя друг дружку в вечной любви, и в каждом письме мой брат просил Лукрецию присоединиться к нему. На это она никогда не отвечала.
Вскоре мы узнали, что Лукреции «оказали честь» и назначили ее губернатором Сполетто — города, расположенного значительно севернее Рима, — и таким образом она оказалась намного дальше от Неаполя. Назначение женщины на пост губернатора было вещью неслыханной и нелепой; должно быть, оно взбудоражило всю папскую консисторию. Однако Александр настолько высоко ценил интеллект и рассудительность дочери и был настолько низкого мнения о Джофре, что ему даже в голову не пришло назначить губернатором моего мужа. А возможно, Папе невыносима была сама мысль о том, чтобы обойти собственного ребенка и даровать что-то ребенку, который на самом деле не от него.
Однако же эта «честь» была со стороны Александра отнюдь не наградой, а вежливым способом держать обоих своих детей в плену, дабы они не бежали к уехавшим супругам. Джофре написал мне высокопарное письмо, в котором повествовалось, что шесть пажей поклялись ему в дружбе и защищают его «днем и ночью, не отходя ни на шаг». Иными словами, он сообщал, что не имеет возможности бежать и присоединиться ко мне, как он того желает. Несомненно, за Лукрецией надзирали точно так же.
Я не удивилась, услыхав о мерах предосторожности, принятых Александром. Альфонсо рассказал мне, как ему пришлось скакать наперегонки с полицией Александра в то утро, когда он бежал из Рима. Они гнались за ним до самого вечера, до того момента, когда Альфонсо удалось добраться до Дженацано, поместья, принадлежащего друзьям короля Федерико, и лишь тогда папские солдаты прекратили преследование. Как сказал Альфонсо, «если бы они схватили меня, вряд ли я дожил бы до сегодняшнего дня, чтобы рассказать тебе эту историю».
127 
