Особенно,... 
103 
Надо отдать Джофре должное: он даже глазом не повел, услышав последние слова отца.
Меня охватила холодная уверенность. Хуан действительно был мертв, но не по той причине, какую предположил Александр.
Я попыталась найти в себе хоть каплю сочувствия — ведь Александр призвал меня ради утешения. Здесь не было Лукреции, чье присутствие могло помочь ему обрести покой, а Джофре был мягким и добрым, в отличие от Чезаре. Ну и как мне выполнить то, ради чего меня позвали?
Следуя примеру мужа, я положила руку на другое плечо Папы.
— Ваше святейшество, все сейчас в руках Господних. Беспокоиться бесполезно. Мы узнаем о судьбе Хуана, когда придет должный час. Джофре прав: нам следует подождать до утра.
Папа повернулся ко мне.
— Ах, Санча! Я рад, что послал за тобой. Ты мудрее всех. Мои ладони потонули в его огромных ручищах. Слезы закапали мне на руки.
— Возможно, нам следует помолиться за Хуана, — вполне серьезно предложил Джофре. — Это пойдет ему на пользу, вне зависимости от того, случилось с ним что-либо или нет.
Мы с Папой отнеслись к этому предложению скептически. Наблюдая за Александром, я поняла, что он не больше моего верит в эффективность молитв. Однако сейчас он был в таком отчаянии, что обнял сына.
— Помолись и от моего имени, Джофре. Я не могу, у меня душа не на месте, но я рад буду слышать тебя.
Джофре вопросительно взглянул на меня. Я ответила взглядом, недвусмысленно говорившим, что я не желаю присоединяться к нему. Даже если бы я была доброй христианкой, у меня не хватило бы лицемерия молиться за такого человека, как Хуан. В глубине души я по-прежнему жаждала отомстить ему.
Поняв, что надеяться больше не на кого, Джофре достал из-под камзола четки — что весьма удивило меня — и начал пылко молиться.
— О Vergin benedetta, sempre tu Ora per noi a Dio, che ci perdoni E diaci grazia a viver si quaggiu Che'l paradiso al nostro fin ci doni.
«О благословенная Дева, молись за нас, чтобы Господь простил нас и даровал нам милость жить так, чтобы после смерти мы могли попасть в Царствие Небесное».
Ситуация была слишком зловещей, чтобы выказывать удивление, но я действительно удивилась, услышав, что мой муж читает предпочитаемую простонародьем «Vergin Benedetta», а не молитву на латыни «Ave Maria, gratia plena», которую его собственный отец нарек «правильным» вариантом. В отличие от Папы Джофре, похоже, и вправду верил в Бога. Очевидно, молитве его научил какой-то набожный слуга, и Джофре предпочитал ее той, которую ему пришлось заучить во время уроков латыни.
Если Александр и заметил это отступление от правил, то никак этого не показал; он отошел к окнам и вновь принялся расхаживать взад-вперед.
Джофре повторял молитву снова и снова. Говорили, будто святой Доминик рекомендовал читать ее сто пятьдесят раз в день, и Джофре явно был близок к этому, прежде чем его перебили. Монотонные звуки молитвы принесли нам с Александром некое подобие спокойствия, и его святейшество наконец-то вернулся к трону и уселся на него.
К сожалению, это спокойствие разлетелось вдребезги при появлении стражника в окровавленном мундире. Мы с ужасом уставились на него.
— Ваше святейшество! — выдохнул стражник и опустился на колени, чтобы поцеловать папскую туфлю.
Александр, утративший дар речи, замахал на него, дабы тот поскорее встал и доложил, что случилось.
— Мы нашли слугу герцога Гандийского, — сказал стражник, — на улице рядом с Тибром. Его несколько раз пронзили мечом. Он умирает и не в состоянии ничего рассказать.
Александр спрятал лицо в ладонях и сполз с трона, упав на колени.
— Оставьте нас, — приказал Джофре. — Возвращайтесь, когда у вас появятся новости о герцоге.
Солдат поклонился и ушел, а мы с Джофре подошли к плачущему Александру, который стоял на ступенях и раскачивался из стороны в сторону, и попытались обнять его. Я делала то, что подобало делать добропорядочной невестке, и была удивлена, невольно почувствовав жалость к искренне страдающему старику, хоть я и не переставала презирать Папу.
— Это все из-за меня, о Господи! — вскричал он с такой болью, что его мольба, несомненно, отправилась прямиком на небеса. — Я убил моего сына, моего возлюбленного сына! Пусть я умру, пусть я умру вместо него!
Его стенания продолжались около часа, до тех пор, пока в зал не вошел другой стражник в сопровождении какого-то простолюдина.
— Ваше святейшество! — позвал стражник. — Я привел свидетеля, утверждающего, что он видел некие подозрительные действия, связанные с исчезновением герцога.
103 
