– Суки, – сплюнул укроп в мусорную корзину Фокин. – Все суки, все! Мне не то, чтобы задаром ноги топтать не хочется, мне трусы западло искать!
– А ты лифчик ищи! – оживился Лаврухин, жестом обозначив на себе женские прелести. – Лифчик очень даже прикольно искать! А где лифчик, там и трусы… в данном случае… А на меня всегда можешь в своих делах рассчитывать. И днём и ночью. По базе милицейской кого пробить, номера машины узнать, или адрес…
Что и говорить, услуги участкового в работе Севки Фокина были незаменимы.
Не одно дело и не два, – пожалуй, все до единого, – Фокин раскрыл с помощью Васи.
– И увидел Бог, что это хорошо… И назвал – сиськи! – тяжело вздохнул Сева.
– Согласен?! Раз анекдоты рассказываешь, значит, согласен! – завопил Вася.
– Какой размер у бюстгальтера? – Сева придвинул к себе блокнот и взял ручку.
– Первый.
– Ты издеваешься?! – отбросил ручку Фокин. – Нет, ты издеваешься, да?!
– Зато трусы «икс-икс-эль», – пряча глаза, пробормотал Лаврухин.
– Ужос, – Сева снова взял ручку и записал в блокноте параметры, так и пометив их «ужос-ужос-ужос!». – Цвет? – уточнил он.
– Красный.
– Особые приметы?
– Фирма «Аэлита». Это самая надёжная особая примета! Они делают свои модели в единственном экземпляре, другого такого белья во всём мире нет!
– Да уж… Никто не догадается к почти нулевому размеру сисек присобачить трусы от слона, и всё это изобразить в красном цвете!
– Индивидуальный пошив, ручная работа, – опять засмущался Лаврухин, протягивая Севке листок. – Тут адреса пострадавших и свидетелей.
– Что, и свидетели есть?! Чего ж ты тогда припёрся ко мне со всей этой мутотой?! – возмутился Фокин, отшвыривая листок с координатами.
– Да кто ж мне, менту, что расскажет! – подскочил Лаврухин. – Я ж в погонах! А на погоны у свидетелей одна реакция – ничего не видел, ничего не знаю! А ты костюмчик спортивный напялишь, перегаром дыхнёшь, тебе всё по-свойски и выложат!
– Я столько не выпью, Вася, чтобы убедительно дыхнуть на свидетелей, – буркнул Сева. – Я лучше чеснока много съем, чтобы по-свойски вонять.
– Супер! – заорал Вася. – Нет, Севка, все-таки, у тебя мозг гения. Чеснок – это находка!
– Тогда с тебя, Вася, полкилограмма чеснока.
Вася заметно поскучнел, потому что прикинул – такое заметное «прореживание» тёщиных запасов может закончиться прополкой всё той же картошки.
– Ты это, – почесал Вася затылок, – не переборщи с чесноком. От него, если переесть, сердце конкретно шкалит.
– Я не переборщу. Я свою норму знаю, – усмехнулся Фокин.
– Ладно, – вздохнул Лаврухин, – буду полоть картошку.
– Что? – не понял Сева. – Какую картошку?
– Можно я банку с собой заберу, а то тёща волнуется, когда трёхлитровые банки пропадают?
– Забирай, – кивнул Фокин. – И бутылку от мартини возьми, туда тоже огурцов напихать можно, если мелко покрошить.
Лаврухин собрал со стола стеклотару, сунул её в пакет и, пятясь задом, начал продвигаться к двери.
– Так ты это… когда вора найдёшь? – некорректно сформулировал он вопрос.
– Суки все! – заорал Сева. – Мало того, что работу на халяву получить хотят, так ещё и со сроками поторапливают!
– Понял, отстал. – Звякнув посудой, Вася исчез за дверью.
Севке стало вдруг стыдно. Он выскочил из-за стола и высунулся в коридор.
– Слышь, Васька, – позвал он Лаврухина. – За завтра постараюсь успеть.
Васька в ответ сделал жест, который можно было расшифровать как горячую благодарность и «всё для тебя сделаю».
* * *
Утром, ни свет, ни заря, в комнату заглянула хозяйка.
– Тут Лаврухин зачем-то чеснок притащил, – сказала она и пошуршала чем-то шуршистым, лаврухинским чесноком, наверное.
– На тумбочку положите, Маргарита Петровна, – сквозь сон пробормотал Сева, которого не очень-то вдохновляла перспектива завтракать чесноком.
– Всеволод Генрихович… – Когда хозяйка обращалась к Фокину по имени-отчеству, это означало только одно – она хочет попросить денег вперёд за месяц, а то и за два. А, может, за три…
Севка громко всхрапнул, но это не помогло.
– Всеволод Генрихович, у меня тут такие обстоятельства… Кредит надо платить, а доктор лекарства ну такие дорогущие прописал! Не могли бы вы мне за комнату месяца за два, а то и за три…
Когда Севке нечего было сказать, он рассказывал анекдот. Впрочем, когда было что сказать, он тоже рассказывал анекдот, проверяя тем самым собеседника не столько на чувство юмора, сколько на правильность мироощущения. Анекдотов Сева знал великое множество – бородатых, едва поросших щетиной и только что народившихся в Интернете. Сева никогда не записывал анекдоты, он запоминал их сразу – любой степени тупости и остроумия.