И вот теперь все перепуталось…
Слезы продолжали катиться из глаз Дженни, и доктор, уходя, попросил медсестру посидеть возле нее и поговорить с ней. Но Дженни не могла разговаривать. Слишком силен был шок от того, что она узнала, слишком горько ей было от потери подруги. Ее единственной подруги. Да и у Беллы не было никого, кроме Дженни. Обе они были сиротами, и это их связывало, рождало искреннее сочувствие друг к другу.
Кто похоронит Беллу? Что будет с ее квартирой и всеми вещами, с домом, который ждал ее возвращения? Но хозяйка больше никогда не вернется в него…
В конце концов измученная Дженни снова провалилась в сон.
Когда она проснулась, возле ее кровати сидела уже другая медсестра.
— Привет! Меня зовут Джил, — сказала она с ободряющими интонациями в голосе. — Вам что-нибудь нужно, мисс Россини?
«Не Россини. Кент! Дженни Кент!»
Но нет никого на свете, кого бы волновало это, а Белла погибла.
Страх, охвативший все существо Дженни, вызвал отчаянное смятение в ее душе.
Куда она пойдет, когда ее выпишут из больницы? Социальные службы, вероятно, что-нибудь подыщут для нее, как находили ей приют в детстве и в годы ранней юности. Как же она ненавидела эти места ее пребывания! И при мысли о том, что из-за полученных травм ей, возможно, предстоит снова вернуться в систему социальной опеки, Дженни пробирал мороз по коже.
От мерзких воспоминаний у нее свело желудок. Официальные лица не поверили ей тогда, когда она рассказала им, что их замечательный, очень опытный социальный работник требует, чтобы его поднадзорные предоставляли ему сексуальные услуги за оказание помощи. Он очень давно работал в этой системе, и ему доверяли, а бездомные девочки слишком его боялись, чтобы свидетельствовать о том, что он с ними проделывал. Дженни же заклеймили как отъявленную лгунью, и она не сомневалась, что, если опять попадет к нему в лапы, мерзавец воспользуется ситуацией и станет снова домогаться ее.
Но что ей остается делать? Она ведь сможет выжить, лишь будучи зависимой от социального пособия, пока снова не встанет на ноги и не вернется на улицу продавать свои рисунки, как делала это до встречи с Беллой. Оставаться же в Маленькой Италии без имени Россини она не сможет…
И вдруг отчаянная мысль мелькнула в ее голове: «А что, если мне оставить это имя? Все думают, что погибла Дженни Кент…»
Не было никого на свете, кто беспокоился бы о ней, кого волновала бы ее судьба. И если верить бюрократическим бумагам, она — Изабелла Россини. Стать Беллой… оставаться в ее квартире… работать в Маленькой Италии… понемногу накопить денег?..
А потом, окрепнув, решить, что ей делать и как снова стать собой…
Вряд ли Белла осудила бы ее за это.
Глава 2
Рим, Италия
Шесть месяцев спустя
Данте Россини, высвободившись из жарких объятий Эньи, потянулся к зазвонившему мобильному телефону.
— Не отвечай! — воскликнула Энья. — Ты же можешь позже узнать, кто звонил, и перезвонить.
— Это мой дед, — произнес Данте, игнорируя ее слова.
— Прекрасно! Стоит ему позвонить, как ты тут же вскакиваешь.
Эта вспышка вызвала у Данте досаду. Бросив на Энью раздраженный взгляд, он щелкнул крышкой телефона, точно зная, что звонить может только дед, так как никому другому он не давал этот номер. Данте специально купил еще один мобильный, когда у деда врачи обнаружили неоперабельный рак. И да, он был готов вскакивать в любую минуту, едва телефон зазвонит!
Три месяца самое большее — такой прогноз дал доктор. С тех пор прошел месяц. Срок земной жизни Марко Россини неумолимо истекал.
— Слушаю, — произнес он быстро, чувствуя, как от тревоги тугим узлом сжимается все в груди. — Что случилось, дед?
Разочарованная тем, что ее насмешливые слова не подействовали на Данте, Энья поднялась с постели и с сердитым видом прошествовала в ванную комнату.
Глядя ей вслед, Данте понял, что его связь с Эньей Майклсон подошла к концу.
Он слышал в трубке телефона хриплое, затрудненное дыхание деда.
— Это семейное дело, Данте… Семейное? Обычно, вернее всегда, речь шла только о бизнесе.
— В чем проблема? — спросил Данте.
— Я объясню тебе при встрече.
— Ты хочешь, чтобы я приехал сейчас?
— Да. Времени слишком мало, чтобы его терять.
— Я буду у тебя к ланчу, — пообещал Данте.