Особенно,... 
68 
Я болталась в зазеркаленном холле, изредка бросая взгляд на свое отражение. Я себе нравилась. Только локти поцарапаны: последствия моего прыжка с крыши. Дамы во что только не были наряжены, мелькали шляпы с перьями и даже кринолины. Посчитав свой наряд пропуском за сервированные столики у самой сцены, я попробовала туда пройти. Охрана вежливо попросила у меня пригласительный, и еще вежливее объяснила, что мое место на галерке. Стоило тратиться на наряд, чтобы торчать наверху, среди журналистской братии в джинсах. Я поплелась наверх, злясь на себя за то, что ничего не могу придумать.
Дама, чуть не сбившая меня с ног, была восхитительно хороша собой. У нее была огненно-рыжая копна волос и огромный упругий бюст, которым она со всего размаха своего стремительного шага ткнулась мне в живот. Бюст отыграл как мячик, мы разлетелись в разные стороны, еле устояв на ногах. Я сразу же задумалась о том, устоял ли бы Бизя, прилети ему в солнечное сплетение такой снаряд. С ног бы не упал, но Карину свою точно бы забыл. И даже меня. Потому что в приступах нежности всегда ищет у меня такую грудь.
Дама, похлопав нереально длинными ресницами, заявила:
— Блин. Опять не вписалась. Забыла линзы у старого козла на тумбочке.
Как человек, родившийся с очками на носу, я ее очень хорошо понимала. Стоит забыть где-нибудь наводящее резкость приспособление, и приключения тебе обеспечены. Я порассматривала ее еще немножко из чисто женского интереса, и с радостью признала в ней дамочку из красного Мерседеса, тащившую меня утром на веревке к Гоготу. Только утром она была томной блондинкой, а вечером стала рыжей безобразницей. Когда позволяют финансы, женщина может легко баловаться со своей внешностью. На ней были умопомрачительные салатовые бриджики из змеиной кожи и такой же топик, чудом державшийся на резиновых грудях. Такая дамочка никак не может сидеть на галерке, поэтому я расплылась в улыбке:
— Привет! Мы сегодня уже сталкивались!
— Да? — она растянула пальцами внешние уголки глаз и стала похожа на красивую бурятку. — Точно! У тебя крякнулся Фольксваген Жук, ты куришь сигареты французских шансонье, и у тебя завод на окраине.
Я не стала ей перечить. Меня такой наборчик вполне устраивал, особенно завод.
— Представляешь, как мне сегодня не везет! Утром Жук сломался, а теперь потеряла пригласительный.
— Пошли! Мой старый козел остался валяться на диване, то ли заснул, то ли сердечный приступ. Пошли!
Схватив меня за руку, она торпедой пролетела мимо охраны. Парни не только не спросили у нее билеты, но, по-моему, даже сделали книксен: они пропустили бы ее даже с оравой бомжей. На ее месте я бы больше следила за здоровьем своего пожилого друга.
— Бэлла, — представилась она, когда мы уселись за столик у самой сцены.
— Элла.
— Просто торговая марка какая-то — «Бэлла и Элла». Какое у тебя платье! — она длинными ногтями потеребила необработанный край, вытянув нитку. — У тебя все такое необычное! А почему ты себе грудь не сделаешь?
— В Европе уже не носят.
— Да-а? Снимать что ли? Ладно, хоть на животе отосплюсь. А почему я тебя раньше не встречала нигде?
— Я недавно из Парижа…
— А! Ну да. Здесь никто не курит эту дрянь, — она перехватила у меня прикуренную сигарету, глубоко затянулась и сильно закашлялась.
Столики вокруг нас уже укомплектовались разряженными дамочками и их солидными спутниками. За столиками шли первые ряды зрительного зала. Где-то там мелькал оранжевый пиджак и слышался громкий говорок Гарика. Местная иерархия здесь определялась степенью близости к сцене и я, можно сказать, попала в ряды сильных мира сего. Несколько столиков, украшенных роскошными букетами, стояли и на самой сцене, поэтому я поставила себе пять с минусом за решение этой задачи.
— Расскажи мне про Карину, говорят, она в городе самая крутая.
Бэлла, едва прокашлявшись от Житана, чуть не подавилась от возмущения минералкой.
— Деревенщина! Дура! Выскочка! — жарко зашептала она мне на ухо. — Когда Грач притащил ее из какой-то деревни, она ни в одном слове ударения правильно не делала. Послушала бы ты ее говорок! Она носила юбки со стразами, красила синим веки и красным губы. Но когда девочка из деревни начинает бороться за свое место под солнцем — тушите свет. Ни одна городская баба с внешностью, умом и образованием не сделает того, что сможет хитрожопая провинциалка. Через месяц от ее говорка и следа не осталось. Морду она отмыла и предпочла холеную естественность. По-моему, у нее была пластика. Во всяком случае, я точно помню нос картошкой, пухлые щеки и лишние килограммы. Она с такой прилежностью и жадностью училась быть шикарной, что я теперь точно знаю, этот пыл можно заполучить только в коровнике.
68 
