107 
А.К.: Пожалуй. Ну, допустим, если бы он и в этой своей ипостаси взялся бы за свои последние, условно говоря, «комсомольские романы» — «Москва Ква-Ква» и «Редкие земли», — то написал бы их куда как попроще. Был бы там правильный расклад: хорошие, добрые олигархи, плохая власть. По-простому так, для народа. А тут эта странная таинственность…
Е.П.: ТИАНственность, как он однажды где-то в тексте оговорился. Эта тианственность ему и помешала стать всемирным писателем. Может, нам назвать нашу книжку «ТИАНСТВЕННЫЙ ВАКСИ». Хотя… это непереводимо.
А.К.: А-а… Так ты, может, тоже хочешь всемирного успеха?
Е.П.: А кто ж его не хочет? Только идиоты.
А.К.: Вообше-то хорошее название «Тианственный Вакси» — ах, какое хорошее название…
Е.П.: Но мы, разумеется, струсим так книжку назвать, убоявшись обвинений в излишнем мудрствовании и «трагедии эстетизма». Вася бы не струсил. Так… Мы тему сегодняшнюю закончили?
А.К.: Нет. Вот ты мне скажи, а почему Аксенов все-таки русский, а не всемирный писатель? Ведь не потому же, что такие сложные темы выбирает? И не по стилевым особенностям его письма. Аксеновский язык не очень хорошо и легко, но все-таки переводим на чужие, в отличие от языка Андрея Платонова. Почему же он русский писатель?
Е.П.: Потому что земля круглая. Вася настолько сильно рванул на Запад, что и сам не заметил, как снова оказался на Востоке. Земной шар-то ведь круглый? Или как?
А.К.: Ну, ты такое звонкое определение для какого-нибудь интервью прибереги. Журналисты такие звучные фразочки обожают.
Е.П.: Тебе виднее. Он — русский писатель, потому что описывает свою, а не эту страну, он пытается в психологию своего земляка войти, он русских любит, и — ты знаешь, я сейчас скажу очередную страшную вещь, — для него, патентованного космополита, мир все равно замыкается на России, понимаешь…
А.К.: Вот здесь я спорить не стану. Только Россия! Его интересует только Россия. Его самый что ни есть американский, внедренный в американскую жизнь роман «Новый сладостный стиль», который я очень люблю, — он про Россию весь. Он хоть и нашпигован американскими реалиями, но он весь про Россию. Василий только Россию любит, вот в чем дело…
Е.П.: И это ни в коем случае не противоречит его западничеству. Не противоречит даже его образу жизни, манере одеваться, музыкальным вкусам.
А.К.: Это тот случай, когда одно другому не мешает. И это не первый и не последний случай в российской истории. Ты ведь знаешь, что один из самых известных патриотически настроенных политиков поздней русской империи, отец писателя Владимира Набокова, был в быту отъявленным англоманом, помешанным на всем британском. Англоман и патриот. Это одно другому совершенно не мешает.
Е.П.: Тем более писателю.
А.К.: И пускай я говорю обывательскими бабскими словами, но у Васи сердце болело за Россию, больше ни за что. Говорю же, роман «Новый сладостный стиль» с его большой приязнью к американскому пейзажу, американскому способу жить, пониманием этого образа жизни — американский, уж дальше некуда. Но сердце автора за Америку не болит. А в «Острове Крым» у Аксенова сердце разрывается от любви к России, разрывается. Да и в «Ожоге» тоже. Практически в любой его вещи.
Е.П.: Думаю, и огромную «Московскую сагу» он создал, чтобы окончательно самому разобраться, что происходило со страной и людьми.
А.К.: Его интересует Россия. У него сердце болит за Россию. Ему понятны русские люди. Его интересуют русские люди. Его ничего больше не интересует, в сущности! И он эту прекрасную Америку в «Новом сладостном стиле» любит как русский. Любит, да, но со стороны. И все-таки я задам тебе еще один вопрос. Как ты считаешь, сам Вася хотел быть всемирным писателем? Или он намекал, что хочет быть всемирным писателем, а на самом деле гордился тем, что он русский писатель?
Е.П.: Для меня этот вопрос решается совершенно однозначно: В. П. Аксенов, разумеется, хотел быть всемирным писателем! Меня, извини, даже расстраивает сей вопрос. Потому что, как бы писатель ни храбрился, ни декларировал, что ему плевать на читателей, он хочет, чтоб его читали, понимаешь? Он говорит: «А я и не хочу быть знаменитым писателем». Снова врет. Стремление стать знаменитым писателем входит в профессию писателя. Понятно, что когда у тебя пять читателей, это хуже, чем если бы у тебя их было, например, пятьдесят…
107 
