– И заснял! – подмигнул Крису Славка. – Он сфотографировал двух Фёдоров! Двух Бошек. Две, то есть, Башки!
– Как двух? – подскочил Фёдор. – Значит, мне не показалось там… возле фонтана?! Значит, есть фотографии?!
– Есть, – успокоил его Орлик. – На одной из них отлично видно, как один Фёдор дерётся со знаменитым актёром, а другой стоит в «зрительном зале». Скажите, уважаемый… уважаемая Башка, у вас случайно нет брата-близнеца? Или, может, у вас есть другой родственник, с которым вы похожи вот как эти оба-два?! – указал Славка на хоккеистов.
– Нет, – замотал головой Фёдор. – Я у мамы один. И у папы. И у дедушки с бабушкой, и у…
– Достаточно, – остановил его Славка. – Значит, вы – оригинальное существо и существуете в единственном экземпляре?
– Можно и так сказать, – кивнул Фёдор. – Второго меня на свете не нет.
– А на фотографии есть!
– Второй Башка особо не прятался. Он танцевал, писал в фонтан и даже своровал у Ксюни ключ от подсобки, где находятся вентили, регулирующие подачу воды в бассейн, – встрял в разговор Пашка.
– Даже не знаю, что на это сказать, – покачал головой Фёдор.
– Кому понадобилось изображать Башку?! – торжественно спросил Славка, оглядев публику. – А теперь смотрите! – Орлик рывком вытащил из кармана липкую резину с клочками волос и ловким движением натянул её на лицо.
– Батюшки святы! – заорала старуха. – Федька, смотри, рожа твоя! Съёмная рожа! Захотел одел, захотел – снял! Ну ни фига себе! Кто-то весь вечер таскал эту маску на моём дне рождении, выдавая себя за тебя! Кто?! – топнула она ногой. – Кто, сучье отродье, устроил маскарад без моего ведома?!!
Повисла тишина. Голубоватый свет зябко задрожал на лицах.
Горазон слышал своим особенным слухом, как вразнобой бьются эти такие разные, живые сердца. Ему стало их жалко. Стоит так трепетать, замирать, и почти останавливаться от любопытства и страха, чтобы потом, в один прекрасный момент, раз – и в дамки! Вернее, – в бестелесные, шкодливые, слоняющиеся по галактике призраки…
Доктор Фрадкин, подошёл к Орлику и бесцеремонно ощупал его лицо.
– Латекс, – покачал он головой. – Тончайший материал! Отличная работа! Нос, лоб, щёки, глазные отверстия, даже волосы – всё в точности как у Фёдора!
– Похож?! – засмеялся Славка
– Нисколечки! – фыркнула Ксюня. – Ты ростом меньше и в плечах уже. И вообще, ты – бывшая девушка, таких транссексуалок за версту видно!
– Так вот, – сорвал с себя маску Славка, – среди нас есть только два человека, которые ростом и комплекцией в точности напоминают Башку.
Горазон отчётливо услышал, как два сердечка заколотились особенно быстро, и улыбнулся. Бейтесь, бейтесь, изнашивайтесь, сгорайте от стыда, трепещите от страха, бойтесь разоблачения – это жизнь, и она почти всегда прекрасна даже в самых неблаговидных своих проявлениях!
– Только два человека, – пробормотала Ида и обвела всех цепкими, выцветшими глазами. – Не может быть! Вы?! Не верю! Родня всё-таки, хоть я и не помню какая…
– Это не мы! – в один голос заорали братья Архангельские. – Нас заставили!!
– Так не вы, или заставили? – подошёл к ним Славка. – А ну-ка, пусть один из вас натянет маску!
– Нет! – отшатнулись братья. – У нас чемпионат на носу! Нам нельзя!
– Тюрьма у вас на носу! – показал им кулак Славка. – Маску нашли у тебя в кармане, – ткнул он наугад то ли в Павла, то ли в Глеба.
– Кто нашёл? – захохотал не то Павел, не то Глеб. – Зеркало? Расскажите это ментам!
– Я нашёл, – спокойно сказал Горазон. – Я, Павел Иванович Горазон. Просто днём меня не очень хорошо видно, поэтому я обозначился крупным предметом. И пусть хоть один мент попробует мне не поверить! Я ему потом такое устрою… А ну, быстро напялил маску! – заорал Паша и для устрашения мигнул изнутри красным огнём – это тоже было в его силах и полномочиях.
Братья одновременно вцепились в маску и чуть не разорвали её. Наконец, один из них трясущимися руками натянул на себя чужое лицо и встал рядом с Фёдором.
– Не отличить! – покачала головой старуха. – И к чему, скажите, был весь этот цирк на моём дне рождении?
– А вы до сих пор не поняли? – удивился Славка. – Чтобы свалить вину за убийство Горазона на Фёдора!
– Ты хочешь сказать… – Вцепившись костлявыми пальцами в подлокотники кресла, Гошина привстала. – Неужели ты хочешь сказать, что вот эти вот дурни, эти клюшки хоккейные, эти дырявые шайбы…
– Мы не знали! – в один голос заорали Архангельские. – Нас использовали вслепую!