Особенно,... 
85 
– Как... главным? – прошептала Таня. Она встала, подняла неразбившуюся чашку и зачем-то начала ее мыть. – Что значит – главным? Там же есть... главный. Как же Овечкин? Он... знал? А Глеб – знал?!! – Она шваркнула чашку об раковину. Та звякнула и все-таки разлетелась на мелкие осколки.
– Нет, конечно. – Мать взяла салфетку и аккуратно промокнула слезы. – Никто пока ни о чем не знал. А зачем раньше времени? Для всех это было бы большим сюрпризом. Кадровые перестановки – обычное дело. Одного повышают, другого смещают, все в зависимости от того, кто на данный момент ближе к тому, кто у руля. А у руля – наш Афанасий.
– Софья! – укоризненно покачал головой Афанасий и все-таки налил ей кофе с корицей в крохотную кофейную чашечку. – Дрянь посуда, – вздохнул он, покосившись на раковину, в которой лежали осколки. – Подделка, что ли?
– Никто не знал. Никто ничего не знал, – прошептала Таня и по стенке опустилась на корточки. – Зарплата десять тысяч долларов, живи, как сыр в масле катайся...
– Нет, она точно где-то упала и обо что-то ударилась головой. – Мама уже забыла и про свою истерику, и про сильную нелюбовь к корице. Прикрыв глаза от удовольствия, она прихлебывала кофе из чашки.
Таня вдруг почувствовала, что ярость захлестывает ее неуправляемой, дикой волной.
– А кто вас просит хлопотать над моей жизнью?! – Она вскочила. – Кто?!! Я просила? Или, может быть, Глеб просил?!
– Глеб не просил, а вот мама его просила. Мы с ней, как никак, совсем не чужие люди, – невозмутимо ответила мать. – Афанасий, еще кофе налей, пожалуйста!
– Ну ладно, ты – дура! – заорала Таня. – Но вы-то, Афанасий, вы зачем лезете в мою жизнь?! По какому такому праву?!
Афанасий покраснел и понуро опустил голову. Он встал, выгреб из раковины осколки, выбросил их в ведро, взял в углу веник, совок, и начал подметать пол.
Чудо, а не мужик. Убила бы такого в первый же день совместной жизни.
– Танечка, ты только не волнуйся, пожалуйста, мы давно хотели тебе сказать, да все не решались как-то, но ты уже взрослая девочка... – Мама все прихлебывала кофе из чашечки, хотя крошечная порция давно уже должна была кончиться. – Дело в том, – сказала она, глядя в чашку, – что Афанасий твой... твой... папа. Понимаешь, в том, что мы расстались когда-то, это моя вина. Это я его бросила, а потом не разрешала видеть тебя и отчество тебе записала по имени деда, дура была, правильно ты сказала. Но недавно мы с Афанасием случайно встретились, поговорили, и чувства вспыхнули между нами вновь. Это бывает, это случается, ты уже взрослая и должна понять...
Мать еще говорила, когда у Тани подогнулись колени, кухня поплыла перед глазами, во рту стало кисло, а к горлу подошла тошнота.
– Папа, – падая, прошептала она. – Папа? Папочка... Если бы ты знал, как мне было без тебя хреново...
– Опа! – как сквозь вату услышала Таня голос матери. – Да она никак в обморок валится!
– Если бы ты знал, папуля, как мне тебя не хватало! Если бы ты был со мной все эти годы, я бы... я выросла бы сильной, самоуверенной, красивой и дерзкой как Сычева...
– Ну надо же! Папуля! Хоть бы раз за всю жизнь меня мамулей назвала! – продолжала как сквозь вату жужжать мать. – А тут – бац! – и сразу папуля! А кто сопли ей вытирал? Кто в садик водил? Кто у кроватки сидел? Афанасий, достань нашатырь из аптечки, а то она мне коврик помнет!
Сознание все-таки улетучилось, и последняя мысль, которая зацепила его, была о том, что она так и не знает, жива ли Сычева...
* * *
– Что-то ты слабый какой-то, – отвалившись от Глеба, словно насосавшийся клоп, сказала баба, называвшая себя Луизой. – Слабый по мужской части, – уточнила она, выбралась из кровати и, сотрясая бесформенной грудой жира, стала натягивать спортивный костюм.
– М-м-м-м... – промычал Глеб, не открывая глаз. – М-м-м-м...
Он чувствовал себя девушкой, над которой надругалась рота солдат, лягушкой, по которой прошелся каток, бабочкой, которую пришпилили булавкой к гербарию, но больше всего он физически ощутил, что такое «моральный ущерб». Именно моральный, несмотря на боль во всем теле, привкус чеснока на губах и порванный подол красной комбинации. Вернее – благодаря им.
Про Ингу, баню, побег, он и думать забыл. Казалось, все это было забавным приключением по сравнению с этой... Мона Лизой.
– М-м-мама! – позвал зачем-то Афанасьев маму.
– Ну ничего, – бодро сказала Луиза. – Я тебя от импотенции быстро вылечу! У меня еще с зоны такие рецептики припасены – покойники шевелиться начинают, старики резвее кроликов на женский пол прыгают!
85 
