– Кошелева и здесь приняла живейшее участие?
– Что тут такого? Все-таки ее родственница…
– Да вы просто чудо! – вскричал Родион в порыве. – Воспитательный дом завели. Три поколения проституток на ноги поставили. Великолепно!
Ардашева насупилась:
– Что вы так? Я с вами по совести, а вы…
– Не обижайтесь, это глупость. День сегодня такой необычный. Вот язык и метет что попало. – Родион встал и поклонился. – Благодарю вас за помощь.
– Я-то мало что знаю, вы бы Глафиру спросили.
– Спросим, – пообещал Ванзаров и направился к выходу, но вдруг обернулся. – Старая подруга не появлялась у вас на днях?
– Проверяете? Зря это. Вижу: сами знаете, что прибегала. Такая неожиданность, года два не виделись, а вчера объявилась.
– Зачем?
– Умоляла: если кто будет расспрашивать про Марфу или Липу, сказать, что ничего не знаю. Я ведь ей обещала. Слово дала, поклялась. Ах, еще один грех. Все из меня вытянули.
– Предупреждал же, мы не берлинская полиция, есть особые методы.
Юноша благополучно исчез. А в прожженную душу Полины Павловны закралось сомнение: уж не провел ли ее, такую опытную, хитрую и мудрую, желторотый юнец? И если не с Обухом, такими вещами не шутят, то уж с Липой – наверняка. Как закралось, так и поселилось уже накрепко.
Настроение госпожи Ардашевой было испорчено основательно, даже деньги пересчитывала без всякого удовольствия.
5
Участок встретил своего временного главнокомандующего триумфальным рапортом. Как ни странно, но полиция живет не только логикой. Иногда ножками побегать надо да лично проверить все углы и закоулки. Благодаря рвению чиновников следы госпожи Москвиной были обнаружены. Оказалось, пропавшая красавица сняла номер в гостинице второго разряда «Белград», из которой переехала в меблированные комнаты Пашковского на Садовой, а из них перебралась на частную квартиру на той же улице. Барышня была жива, здорова, хорошо обеспечена. Пропажа Афины Игнатьевны объяснилась на удивление просто, что и подтверждал соответствующий документ. Только вот один вопрос: как честно рассказать благородному отцу, какое счастье его ждет? Ванзаров не знал.
– Благодарю, господа, вы справились отменно, – печально сказал он.
– Ждем новых поручений, – успел за всех господин Редер.
– Их не будет. Розыски практически закончены. Остались мелкие детали, но я сам справлюсь.
Горя желанием служить, что бывает крайне редко, чиновники разошлись по столам. А Родион занялся тем, что любил больше всего, не считая, конечно, варенья, – принялся думать.
Не каждому понятна такая страсть. От думанья ничего хорошего не жди. Жить лучше не думая и не зная. Куда приятней прятаться за иллюзиями, чем знать правду. Лишнее все это для обыденной жизни. А для службы в полиции – и подавно. Однако герой наш устроен так хитро и неправильно, так глупо и прямо, что не может отказаться от думанья. И, разумеется, сам себя за это наказывает. Потому как думанье приводит к таким выводам, от которых становится тошно. Но кто сказал, что истина должна быть приятной? Никто такого не говорил. Нет, господа, истина как перец: обжигает. Родион ощутил это жжение: известно почти все, только радости от этого никакой. Да какая радость, невыговариваемая печаль поселилась в стальном сердце. Никакого удовольствия от победы над роком семейства Бородиных не испытал он. И в чем удовольствие? Не в наказании же. Тем более ничего подобного не будет. Вот ведь парадокс: хочешь раскрыть преступление, все силы в это вкладываешь, а в одном шаге от триумфа оказываешься по горло в мерзкой тине. Ну ничего, вытерпит.
Дверь участка, ежедневно страдающая от толчков и ударов, снесла еще одни, только жалобно застонала. На пороге нарисовался Курочкин, тянувший под руку даму в черном. Филер был настроен решительно – настолько, что при малейшей попытке дамы вырваться применял болевой прием. Пойманная тихо охнула и сдалась окончательно.
– Есть! – закричал Афанасий так, словно смыл вчерашний позор. – Вот, принимайте.
Ванзаров предложил даме стул. Она покорно присела и молча уставилась в пол.
Прежде всего надо было спасать филера. Курочкина буквально распирало от желания похвастаться. Еще немного – и он бы лопнул. Пришлось выпустить пар немедленно. Захлебываясь словами, Афанасий доложил о подвигах.
Прибыв в меблированные комнаты Макарьева, обнаружил в нумере Липы следы сборов. Вещи вынуты из шкафов и с полок, в середине комнаты – чемоданы. На столе билет на киевский поезд с отправлением завтра утром.