Сегодня случилось еще одно несчастье, которое нам вряд ли удастся надолго скрыть от Жужанны. Утро выдалось теплым и солнечным. Пока Аркадий мирно посапывал, я отправилась в ландшафтный садик, примыкающий к восточному крылу дома, ибо в ясную погоду он всегда залит солнцем. Я уселась в просторное железное кресло, закрыла глаза и задремала, убаюканная восхитительным теплом. Вскоре поблизости раздались шаги. Я открыла глаза и увидела садовника Иона с Брутом на руках. Поначалу я улыбнулась, подумав, что пес решил вспомнить, каково это быть щенком. Но нет, голова Брута безжизненно свешивалась с крепкой руки садовника. Горло и бок несчастной собаки были сильно изуродованы и окровавлены.
Я не отличаюсь сентиментальностью, однако в тот момент у меня из глаз хлынули слезы.
– Как это произошло? – спросила я.
Ион остановился, посмотрел на мертвую собаку и покачал головой. То ли он сожалел о гибели верного пса, то ли показывал, что не понимает меня.
Всхлипывая, я дотронулась до своей груди и сказала:
– Я скажу Жужанне.
Затем я приложила палец к губам, надеясь, что садовник поймет этот жест и не станет распространяться о случившемся, пока я не сообщу хозяйке.
Кажется, Ион понял. Он кивнул, а затем медленно пошел прочь. Вероятно, он собирался, не откладывая, предать Брута земле.
Надеюсь, он похоронил верного пса где-нибудь в саду, под деревом, среди густой травы и цветов.
Я вернулась в дом и сообщила печальную новость Дуне. Горничная выслушала меня, не проронив ни звука, но, судя по глазам, ее горе было неподдельным. Хотя я ничего не сказала ей о своих подозрениях насчет гибели Брута, Дуня сразу же заявила, что сегодня будет ночевать в спальне Жужанны.
Я не возражала.
Пусть это глупые предрассудки. Многое из того, что произошло в последние дни, логика объявляет невозможным, но события разворачиваются вопреки логике. Мой муж едва не сошел с ума и не умер от неведомого мне ужаса, который тоже не поддается никаким разумным объяснениям. Я знаю, что послужило причиной гибели несчастного пса: Брут мешал их свиданиям.
Я только молю Бога, чтобы верную и преданную Дуню не постигла та же участь.
* * *
ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ
15 апреля. 2 часа ночи
Свершилось! Отныне я принадлежу ему.
У меня нестерпимо болит спина и вся нога – от бедра до ступни. Но я знаю: это – благословенная боль, подобная родовым схваткам, она вскоре забудется, ибо ее заслонит радость свершившегося. Невзирая на боль, у меня буквально звенит все тело; оно поет, наполненное удивительной, незнакомой силой. Жизненная энергия захлестывает меня. Я не хочу возвращаться в постель, потому что все равно не усну. Он ушел, а я стою, нагая и перепачканная кровью, перед открытым окном и протягиваю руки к луне, приглашая ее танцевать вместе со мной. Я протягиваю руки к звездам и смеюсь от счастья.
Никогда в прежней жизни я так не смеялась. Мне становится весело при виде Дуни – этой маленькой дурочки. Она заняла место Брута и беспробудно спит на коврике возле моей постели. Я смотрю на ее отвратительный рот, раскрытый во сне, на ненавистное распятие. Я могу смеяться и дразнить ее сколько угодно – она все равно не проснется до самого утра. Не удержавшись, я наклоняюсь и пою ей прямо в ухо: "Ах, Дуня, глупая дикарка, плохая из тебя овчарка!"
Даже не шевельнулась. Он был прав. Теперь я знаю все, что известно ему.
Я знаю все.
Еще совсем недавно жалкая калека, даже боявшаяся мечтать о чьей-либо любви, нынче я сильнее и прекраснее вас всех! Его любовь сделала меня бессмертной. До этой ночи я не представляла, что может существовать такая любовь. Я и сейчас заворожена случившимся. Мне не унять благоговейный трепет, охватывающий все мое существо.
О, как же я люблю его!
Вечером Мери и Дуня, ставшая буквально ее тенью, рассказали мне о гибели Брута. Обе запинались, тщательно подбирали слова и ждали, как я восприму это известие. Я не стала обманывать их ожиданий и чуть-чуть всплакнула. Какая-то часть меня (правда, совсем крошечная) была искренне опечалена смертью собаки. Та часть горевала, сокрушалась – словом, вела себя, как и полагается хозяйке, потерявшей верного пса.
На самом деле я была несказанно рада. Рада и счастлива, ибо знала: ночью я увижу его. Я поняла, что мне нужно сделать. Даже когда Мери сообщила мне, что Дуня будет ночевать у меня в спальне "на случай, если вам вдруг станет хуже", это меня не обеспокоило. Я научилась доверять ему. (Пусть уж Дуня, нежели Мери. Теперь, когда мне открылись все знания, я не удивляюсь, что одни люди лучше поддаются влиянию, а другие хуже. Мери – едва ли не самая неподатливая из тех, кто меня окружает. Она еще упрямее Брута. Я постоянно опасаюсь, что она подчинит себе Аркадия. С братом и так бывает достаточно трудно справиться, поскольку он унаследовал от матери невероятное своеволие. С Дуней же все просто. Как и большинство местных крестьян, она достаточно легко поддается влиянию, особенно во сне.)