* * *
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
9 апреля
Я начинаю думать, что все в замке страдают легкой формой помешательства.
Вчера под вечер я отправился туда, дабы ознакомиться с состоянием дел в дядином хозяйстве. Разумеется, ни Жужанне, ни Мери я и слова не сказал о чудовищном злодеянии в склепе. Боюсь даже думать, как бы они обе пережили это потрясение. Думаю, и я не смог бы пережить его вторично. И все же по пути в замок я остановил коляску у ограды склепа и вошел внутрь.
Увиденное успокоило мое сердце. Крышка гроба была вновь крепко привинчена, помятые и потоптанные розы заменены свежими, а мраморный пол чисто отмыт. Инструменты злодеяния – молот и пилу – унесли из склепа, и все внутри выглядело, как прежде. Я испытал глубокую благодарность к дяде. Я видел, как на него самого подействовали мои слова об осквернении могилы. Однако он сдержал данное мне обещание, облегчив тем самым мою участь и сохранив покой наших женщин.
Но в замке я опять почувствовал подавленность. Меня провели в отцовский кабинет. Казалось, отец куда-то ненадолго отлучился (все эти дни сюда никто не входил). Кабинетом ему служило небольшое, скромно обставленное помещение в восточном крыле замка, из окна которого открывался завораживающий вид на Карпаты. Бумаги я нашел в полном порядке, поэтому узнать о состоянии дядиных финансов мне не составило труда. Я углубился в работу, и печаль незаметно рассеялась.
Должен признаться, меня поразили размеры богатства В. Странно, что при этом он как будто экономил на слугах. В замке работали всего три горничные, одна повариха, один конюх, садовник, буфетчик и, разумеется, Ласло – кучер, не понравившийся мне с первого взгляда. Переговорив со старостой, я сделал крайне удручающее открытие: крестьяне, работавшие на наших землях, находились в положении крепостных. Дядя обладал всей полнотой власти над ними, пользуясь droits de seigneur![12]Я привык считать феодализм достоянием прошлого, несправедливой системой отношений между людьми, при которой закон и все права на стороне землевладельца. Из истории я знал, что крепостные крестьяне платили феодалу десятину за право пользоваться его землей, и еще десять процентов от суммы своих доходов. В нашей стране к этому добавлялся третий вид поборов, бир[13]– внушительная плата за «защиту». Правда, тут же я выяснил, что крестьяне моего дяди десятины не платили и от своих доходов отчисляли не десять, а пять процентов. Что касается бира – плата была вообще символической (взимание этой подати очень удивило меня; как будто мы до сих пор жили под угрозой турецкого нашествия!). Продолжая знакомиться с положением дел, я натолкнулся на новый сюрприз: за свою щедрость дядя требовал от крестьян только одного – безропотно делать для него любую работу, причем тогда, когда он повелит. Сегодня я видел крестьянина, пришедшего в замок чинить каменную кладку рядом с входом. При моем появлении он почтительно поклонился, но стоило мне пройти, как я услышал за спиной его сердитое бормотание: «На своем поле пропасть работы, а тут ковыряйся, выполняй господскую прихоть». Работал он явно спустя рукава. Неужели и покойный отец, и дядя правы, называя крестьян «неблагодарными скотами»?
Вот уж никак не ожидал столкнуться в родном краю с феодальными порядками! Естественно, при такой постановке дел В. получает лишь ничтожную часть доходов, которые может и должен получать. Пока сохраняются феодальные порядки, большего он и не получит. Было бы куда разумнее устранить прежнюю систему податей, освободить крестьян от обязательной работы на Влада наподобие той, что я наблюдал сегодня, и сделать их наемными работниками. Тогда они будут получать заработную плату (она должна быть пропорциональна затраченным усилиям), а доходы от продажи урожая потекут к дяде. Боюсь, что его непомерная доброта только развратила крестьян. Еще немного, и они начнут помыкать дядей.
Но меня больше тревожит, что почти в середине девятнадцатого века еще остались феодальные отношения между людьми. Получается, дядя "владеет" крестьянами и их домами. Каким бы щедрым и заботливым ни был рабовладелец, он все равно останется рабовладельцем. Никто не имеет права распоряжаться судьбой других людей. Неудивительно, что у здешних крестьян нет стимула усердно и честно трудиться. Насколько благотворнее подействовала бы на их нравы система наемного труда, когда добрая работа по-доброму и вознаграждается!