28 
Он поднимает руку. Варвары уже бегут не к нам, они поворачиваются к легионерам, выстроившим ряд щитов – скутумы синего цвета, некоторые из легионеров не успели снять чехлы, поэтому в морском ряду рыжие пятна. Тит Волтумий поднимает
руку.
– Шагом! – голос его разлетается над полем. – Марш!
Строй дрогнул и двинулся на варваров.
Германцы смешались. После того как Друз Германик прошелся по всей Германии, а затем совсем недавно то же самое проделал Тиберий, им, наверное, совсем не хочется проверять на себе силу римского оружия.
Но варваров много больше. Полсотни минимум против полутора десятков легионеров.
– Дротики! – закричал Тит Волтумий.
В следующее мгновение щиты опустились, дротики полетели… летят… летят…
Некоторые варвары побежали, другие закрылись щитами, несколько человек было убито на месте. Застонали раненые. Один германец, которому дротик пробил бицепс насквозь, попытался вырвать его, но только обломал древко. Длинный железный наконечник загнулся и застрял. Германец заорал. Подхватил с земли копье одной рукой – и побежал на строй.
Вспышка молнии. Далекие раскаты.
Раз! Слитным ударом щитов германца отбросило на землю, назад. Снова команда – и легионеры делают шаг вперед, наступают. Два! Германец, лежащий на земле, скрылся под ногами солдат. Звук клинка, входящего в тело.
– У-у-у-уа-а-а!
Варвары кричат все разом. Дикий нарастающий крик, некоторые прижимают ко рту края щитов – я сначала не понимаю зачем. Затем понимаю. Звук получается искаженный, пугающий – и у меня холодеет затылок. Столкновение цивилизации и варварства – вот что это такое. В чистом виде, никаких условностей. И сейчас настоящая римская пехота разомнет их к плутоновой матери.
Галльские дезертиры выстраивают строй. Германцы вокруг насмехаются над римлянами, кричат что-то обидное – возможно, если бы я знал их язык, я бы понял, что именно, но сейчас, чувствую, можно обойтись и так.
Какие смелые, однако, в Германии разбойники. Дерзкие. Они собираются драться. Они думают, что бессмертны.
И тут звучит трубный звук струбцины. Римский военный сигнал к построению для атаки.
Я поворачиваю голову. Наконец-то!
На дороге, выходящей из леса, выстраивается конница. Лошади переступают, дергают головами. Знамя турмы, вексилла – огненно-красная – реет над строем…
* * *
Легионеры разражаются радостными криками. Наши! Наши! Кажется, они узнали значки…
Варвары, только что готовые сражаться с легионерами, теперь в растерянности. Они между двух огней – и их раздавят с легкостью. Я вижу, что конница явно из вспомогательной алы – зеленые щиты. На черном коне выезжает командир всадников – в римском панцире, рослый, он сидит на лошади с изяществом, доступным редкому римлянину.
Командир оглядывает варваров, словно скот, приготовленный на убой. Те начинают пятиться обратно к лесу, некоторые уже бегут…
– Вперед! – следует команда на чистейшей латыни.
Конная цепь срывается с места, мчится на разбойников. Германцы, легконогие и подвижные, без доспехов, несутся к лесу – и кто-то успевает добежать… Тех, кто не успел, рубят всадники, пробивают копьями. Дезертиры-галлы, в тяжелых доспехах, изначально обречены, их окружают со всех сторон. Это похоже не на бой, а на избиение. Конница – страшная сила, если использовать ее правильно.
– Бар-ра-а-а! – кричат легионеры Тита.
Тела валятся направо и налево.
* * *
С варварами покончено. И только тогда начинает идти дождь. Я чувствую, как по коже барабанят капли, текут, смывая пот и грязь. И кровь.
Всадник осаживает коня передо мной, смотрит сверху.
– Вы ранены? – Голос низкий и приятный, с едва заметным варварским акцентом.
Раскат грома заглушает следующие слова. Струи дождя обтекают его шлем греческого образца с витым узором. Черный гребень на шлеме воинственно топорщится. Лошадь переступает с ноги на ногу, поводит ушами. Капли стекают по темной лоснящейся шкуре, по изогнутой, как у африканских лошадей, изящной морде.
Я поднимаю голову. Дождь заливает глаза, я не могу толком разглядеть всадника. Это декурион или префект, судя по всему. Именно этот голос я слышал перед тем, как конница пошла в атаку…
– Нет, – говорю я. – Я не ранен. Это не моя кровь.
Всадник – я вижу его лицо, белую кожу, прямой нос – поднимает руку и развязывает узлы под подбородком. Снимает шлем, подставляет лицо дождю. Красивый. Лет двадцать с чем-то, подбородок чисто выбрит. Глаза, неожиданно знакомые, странно. Всадник похож на Квинта – будь тот поумней. И пожестче. Волосы светлые и примятые. Подшлемная повязка в пятнах пота. Дождь тут же начинает покрывать ее мелкими темными точками.
28 
