65 
Он в отчаянии ерошил волосы. Почему все они такие тупицы?
Крамер лихорадочно записывал что-то в тетрадь.
— А знаете, в этом что-то есть, — заметил он, подкидывая и ловя карандаш. — По-моему, стоит попробовать. По крайней мере снова займемся делом.
— Я пока что ничего в этом не вижу, — проворчал Бакстер.
— Я тоже, — согласился Пак.
— Полагаю, Бакстер ничего не видит, — съязвил Этвуд, — потому что это не представляет собой победу мирового пролетариата. Бакстер сжал кулаки.
— В один прекрасный день, Этвуд, кто-нибудь свернет твою самодовольную башку.
— Ого. Первая реакция ума тоталитарного склада: насилие.
— Довольно! — хватил трубкой по столу Логи. Никто раньше не слышал, чтобы он повышал голос, — в комнате наступила тишина. — Болтовни и так больше чем достаточно. — Задержав взгляд на Джерихо, продолжал: — Так вот, совершенно верно, надо быть осмотрительными. Пак, твое замечание принято во внимание. Но нельзя убегать от очевидного. Четыре дня мы полностью лишены информации, и только Том высказал более или менее сносную мысль. Молодчина, Том.
Джерихо разглядывал чернильное пятно на полу. О Господи, подумал он. Жди теперь зажигательную речь.
— Так вот, очень многое здесь зависит от нас, и я хочу, чтобы каждый помнил, что он — часть одной команды.
— Никто не подобен одинокому острову, Гай, — с непроницаемым выражением, благочестиво сложив на солидном животике руки, промолвил Этвуд.
— Спасибо, Фрэнк. Абсолютно правильно. Таких нет. И если кто-нибудь из нас… кто-нибудь из нас… поддастся искушению забыть эту истину, пусть вспомнит и об этих конвоях, и обо всех остальных, от которых зависит исход войны. Понятно? Хорошо. Все сказано. За работу.
Бакстер открыл было рот, чтобы возразить, но, кажется, раздумал. Выходя из комнаты, они с Паком мрачно переглянулись. Глядя им вслед, Джерихо недоумевал, почему оба так упрямо пессимистичны. Пак терпеть не мог политических взглядов Бакстера, и обычно они сторонились друг друга. Однако теперь, похоже, были заодно. Что это? Своего рода профессиональная зависть? Чувство обиды за то, что после их упорных трудов явился он и выставил их дураками?
Логи тряс ему руку.
— Не знаю, старина, что мне с тобой делать. — Он старался казаться суровым, но был не в силах скрыть удовлетворения. Положил руку на плечо Джерихо.
— Восстанови на работе.
— Придется говорить со Скиннером. — Логи открыл дверь, пропуская Джерихо в коридор. Три пичужки не сводили с них глаз. — Боже, — передернул плечами Логи. — Можешь себе представить, что я от него услышу? Он будет страшно рад сообщить своим дружкам-адмиралам, что самая лучшая возможность снова влезть в Акулу — это дать напасть на конвои. А-а, черт, я лучше позвоню. — Уже входя в кабинет, он обернулся. — А ты твердо уверен, что не врезал ему?
— Абсолютно уверен, Гай.
— И ни одной царапины?
— Ни одной.
— Жаль, — словно про себя заметил Логи. — Если подумать. Жаль.
5
Эстер Уоллес не спалось. Маскировочные шторы были задернуты от света. В крошечной комнатке ровный полумрак. Сквозь подушку сочился успокаивающий аромат лавандовых духов. Она в мягкой хлопковой ночной сорочке покорно лежала на спине, вытянув ноги и сложив руки на груди, подобно мраморной деве на надгробье, но забытье ускользало.
ADU, мисс Уоллес. Ангелы танцуют вверх…
Мнемоника оказалась страшно прилипчивой, доводила до бешенства. Эстер была не в состоянии выбросить ее из головы, хотя порядок букв ей ничего не говорил.
Это позывные. Возможно, германских сухопутных или военно-воздушных сил…
Ничего удивительного. Скорее всего, так оно и есть. В конце концов, их ведь много: тысячи и тысячи. Единственное достоверное правило сводится к тому, что позывные армии или люфтваффе никогда не начинаются с D, потому что D всегда означает немецкую коммерческую станцию.
ADU… ADU…
Не с чем связать.
Эстер повернулась на бок, подобрала коленки и постаралась занять голову чем-нибудь успокаивающим. Но не успела она изгнать из памяти напряженное бледное лицо Тома Джерихо, как всплыло морщинистое лицо священника Церкви святой Марии в Блетчли, этого каркающего глашатая женоненавистнических бредней святого Павла, «… неприлично жене говорить в церкви» (1 Коринфянам, 14, 35). «… женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями» (2 Тимофею, 3, 6). Из таких текстов пастор сплел воинственную проповедь против приема на работу в военное время лиц женского пола: против того чтобы женщины водили грузовики, ходили в брюках, пили и курили в барах и пивных без сопровождения мужей, не заботились о детях и доме. «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и — безрассудная» (Притчи, 11, 22).
65 
