143 
Ко мне приходит папа. Мы с Сарой Джейн уже закончили заниматься, и она ушла вместе с жильцом Джеймсом. Из своего окна я наблюдал за тем, как они пересекли выложенный плитами дворик и вышли из кованых ворот. Сара Джейн отступила в сторону, чтобы жилец Джеймс мог открыть и придержать для нее ворота, а потом подождала с другой стороны и взяла его за руку. Она прижалась к нему, как это делают женщины, и он, должно быть, почувствовал, как к его руке прикоснулись ее почти несуществующие груди. Но если и так, то виду он не подал, а быстро зашагал в сторону паба. Саре Джейн пришлось прибавить шагу, Чтобы поспеть за ним.
Я поставил на проигрыватель пластинку, принесенную Рафаэлем. И когда в мою комнату входит отец, я занят тем, что слушаю ее. Я пытаюсь не только услышать, но и прочувствовать каждую ноту, потому что только тот музыкант, кто чувствует ноты, сможет найти их на своем инструменте.
Папа не сразу замечает меня в углу комнаты, на полу, где я устроился. Он присаживается передо мной на корточки; вокруг нас водоворотом кружится музыка. Мы живем в этой музыке, пока не заканчивается часть. Тогда отец выключает проигрыватель. Он говорит: «Иди сюда, сын» — и садится на кровать. Я поднимаюсь и подхожу к нему.
Он изучающе смотрит на меня, и мне хочется уйти, но я сдерживаюсь. Он проводит рукой по моим волосам и говорит: «Ты живешь ради музыки. Сосредоточься на музыке, Гидеон. Только музыка, и больше ничего».
От него пахнет лимонами и крахмалом. Это так не похоже на запах сигар. Я говорю: «Он спросил меня, как умерла Сося».
Папа притягивает меня к себе и обнимает. Он говорит: «Ее больше нет. А тебя никто не обидит».
Он имеет в виду Катю. Я слышал, что она ушла. Я видел ее в обществе монахини, так что, наверное, она вернулась в монастырь. Ее имя больше не упоминается в нашем маленьком мирке. Как и Сонино. Если только полицейский не нарушит это правило.
Я говорю: «Он сказал, что кто-то сделал Сосе больно».
Папа повторяет: «Думай только о музыке, Гидеон. Слушай музыку и сам учись играть, сынок. Это все, что тебя должно сейчас волновать».
Но это оказывается не совсем так, потому что полиция велит отцу привести меня в участок на Эрлс-Корт-роуд. Там мы сидим в небольшой, ярко освещенной комнате вместе с женщиной, одетой в костюм как у мужчины, которая внимательно следит за тем, какие вопросы мне задают, словно охранник, призванный защитить меня от чего-то. Вопросы задает все тот же полицейский с рыжими волосами.
Он говорит, что задаст мне очень простые вопросы. «Ты ведь знаешь, кто такая Катя Вольф?» Я перевожу взгляд с отца на женщину в костюме. Она носит очки, и, когда на стекла попадает луч света, они вспыхивают и скрывают ее глаза.
Папа говорит: «Конечно, он знает, кто такая Катя Вольф. Он же не идиот. Ближе к делу».
Однако полицейский не боится отца. Он разговаривает со мной, как будто папы вовсе нет с нами. Он проводит меня от рождения Соси к появлению в доме Кати Вольф, к тому, как она ухаживала за Сосей. Папа возражает: «И как восьмилетнему мальчику отвечать на такие вопросы?»
Полицейский замечает, что дети обычно весьма наблюдательны, что я смогу рассказать гораздо больше, чем папа может себе представить.
Мне дали банку кока-колы и печенье с изюмом и орехами, и это угощение стоит передо мной на столе как трехмерный восклицательный знак. Я слежу за тем, как на банке появляются бисеринки влаги, и пальцем вывожу на изогнутой поверхности скрипичный ключ. Ради того, чтобы прийти в полицейский участок, мне пришлось пожертвовать ежедневными тремя часами занятий. Из-за этого я взвинчен и упрям. И я боюсь.
«Чего?» — спрашиваете вы.
Боюсь самих вопросов, боюсь неправильно ответить, боюсь напряжения, которое я ощущаю в отце и которое странно контрастирует с горем матери, как я теперь понимаю. Разве не должен он быть подавлен горем, доктор Роуз? Или, по крайней мере, стремиться выяснить, что же на самом деле произошло с Соней? Но скорби в нем нет, а к чему он стремится, отец никому не объяснил.
«Вы отвечаете на вопросы, несмотря на свой страх?» — спрашиваете вы.
Я отвечаю на них, как могу. Они заставляют меня вспомнить о двух годах, которые Катя Вольф прожила в нашем доме. По какой-то причине они фокусируются в основном на её отношениях с жильцом Джеймсом и Сарой Джейн Беккет. Но в конце концов вопросы начинают касаться и того, как Катя заботилась о Сосе, в частности полицейского интересует один конкретный аспект этой заботы.
143 
