127 
— Что тебе нужно?
— Все связанное с Интернетом. Особенно ее электронная почта.
— Ее?
— Да. Ее. Вполне возможно, что в прошлом она получала послания от виртуального казановы, который величает себя Человеком-Языком…
— Боже праведный!
— …но когда мы включали компьютер в ее кабинете, то ничего подобного не нашли.
Линли сообщил Сент-Джеймсу пароль Юджинии Дэвис, и тот вырвал из толстого блокнота страничку и записал пароль на бумаге.
— Помимо этого Человека-Языка нужно ли искать что-нибудь еще?
— Нужно искать все, что она делала в Интернете, Саймон. Входящая корреспонденция, исходящая, сайты, которые она посещала. В общем, все, что она делала, подключаясь к Сети. Ведь это возможно?
— Обычно — да. Но ты, наверное, догадываешься, что все то же самое, только гораздо быстрее, сделал бы для тебя специалист из Скотленд-Ярда, не говоря уже о судебном постановлении, без которого ты ничего не добьешься от интернет-провайдера.
— Да. Я знаю.
— Отсюда я заключаю, что ты подозреваешь здесь наличие чего-то такого… — Он положил ладонь на системный блок. — Такого, что поставит кого-то в неловкое положение, и ты бы предпочел избавить этого «кого-то» от любых подобных неловкостей. Угадал?
Линли бесстрастно подтвердил:
— Все точно.
— Надеюсь, речь не о тебе самом?
— Господи, Саймон! Разумеется, нет.
Сент-Джеймс кивнул.
— Рад это слышать. — На его лице промелькнуло смущение, и он наклонил голову якобы для того, чтобы потереть шею. — Так значит, у вас с Хелен все в порядке? — с явным усилием произнес он.
Линли понимал логику его рассуждения. Загадочная «она», системный блок на руках у Линли, неизвестное лицо, которое окажется в неудобном положении, если его электронный адрес всплывет в переписке на компьютере Юджинии Дэвис… Все вместе складывалось в нечто противозаконное, а давнишнее знакомство Сент-Джеймса с женой Линли (он ведь знал ее с восемнадцати лет) заставляло Саймона беспокоиться о благополучии Хелен больше, чем полагается ее работодателю.
Линли поторопился успокоить его:
— Саймон, это не имеет никакого отношения ни к Хелен, ни ко мне. Даю тебе слово. Ну так что, ты поможешь мне?
— С тебя причитается, Томми.
— Требуй все, что угодно. Хотя ты так часто выручаешь меня, что я по уши в долгу перед тобой. Даже подумываю переписать на тебя все свои земли в Корнуэлле и расплатиться одним махом.
— Соблазнительное предложение, — улыбнулся Сент-Джеймс. — Всегда мечтал стать помещиком.
— Так ты посмотришь компьютер?
— Ладно. Только земли все же оставь себе. А то твои многочисленные предки начнут кувыркаться в могилах.
Еще до того как она открыла рот, детектив-констебль Уинстон Нката понял, что эта женщина — Катя Вольф, но он не смог бы объяснить, как догадался об этом. У нее был ключ от квартиры, верно, и в принципе уже это помогало идентифицировать ее как одну из двух зарегистрированных по данному адресу женщин (перед этим визитом Уинстон Нката собрал из всех доступных ему источников сведения об адресе проживания и месте работы Кати Вольф). Но и кроме ключа, открывающего замок, было в ней нечто такое, что сразу подсказало Нкате, кого он видит перед собой. В ее осанке чувствовалась настороженность, как у человека, который не доверяет никому на свете, а на лице не проступало ни единой эмоции — с такими лицами приучаются жить заключенные, чтобы не привлекать к себе внимания.
Она остановилась в дверном проеме, и ее взгляд метнулся от Ясмин Эдвардс к Нкате и обратно к Ясмин, где и задержался.
— Я не вовремя, Яс? — спросила она хриплым голосом, в котором Нката, к своему удивлению, уловил лишь намек на немецкий акцент.
Впрочем, конечно, к этому моменту она провела в стране более двадцати лет. И в ее окружении не было соотечественников. Ясмин ответила:
— Это полиция. Детектив-констебль. Его зовут Нката.
Тело Кати Вольф мгновенно отреагировало на эти слова легким, почти неуловимым напряжением, практически незаметным для человека, не рожденного, подобно Нкате, в районе активной деятельности уличных банд.
Катя сняла пальто — вишнево-красное — и серую шапочку с полоской того же цвета, что и пальто. Под верхней одеждой обнаружился небесно-голубой свитер, на вид кашемировый, но поношенный и истертый на локтях почти до толщины листа бумаги, и светло-серые брюки из гладкого материала, поблескивающего в свете лампы серебром.
127 
