– Владыка Мрака...
Желая меня отвлечь, Элизабет взяла мою руку и приложила к моей же щеке.
– Что ты ощущаешь, дорогая Жужанна? Скажи, что ты сейчас ощущаешь?
На какое-то время я просто онемела. Потом едва слышно прошептала:
– Тепло.
Слезы застлали мне глаза. Одна из слезинок упала на руку. Слезинка была горячей!
– Думаю, это приятнее, чем быть холодным трупом? Оставь мертвецов Владу, они по его части.
– Элизабет, прошу вас, оживите теперь Дуню!
Она молча взяла у меня зеркало, положила на первый попавшийся столик и, без каких бы то ни было возражений, вернулась со мной в людскую (какой убогой показалась мне теперь эта комната!). Я подняла крышку Дуниного гроба. Неужели всего час назад я выглядела так же?
Элизабет заглянула внутрь.
– Да... какая милая девушка.
Она выпрямилась и повернулась лицом ко мне.
– Понимаю, дорогая Жужанна, насколько тебе дорога твоя горничная. Но ты должна быть терпеливой. Сегодня я отдала часть своих сил, вернув толику могущества Владу. Твое полное восстановление потребовало еще больше сил. Сейчас мне нужно отдохнуть. Но обещаю тебе: завтра я оживлю твою Дуню.
– До рассвета остались считанные часы, – попыталась настоять на своем я, главным образом из-за того, что не желала расставаться с Элизабет. – А затем вы сможете отдыхать весь день.
– Нет, дорогая. Мне обязательно нужно встать на рассвете, чтобы насладиться восходом солнца. Обычно мне хватает двух часов сна. Сегодня понадобится чуть больше, поскольку я израсходовала много сил. Дитя мое, вижу, Влад крепко вдолбил в твою головку, что ты можешь бодрствовать лишь вечером и ночью. Скольких же удовольствий он тебя лишил!
– Но это правда. От солнечного света у меня болит все тело. Конечно, при необходимости я могу выйти на солнце, но крайне ослабну и потом мне будет очень плохо.
– Поверь мне, скоро все изменится. Разве ты не хочешь в одинаковой мере наслаждаться любым временем суток?
Ее вопрос заставил меня задуматься. Последний раз я была в Вене почти четверть века назад. Как мне хотелось тогда заглянуть в какую-нибудь кондитерскую и полакомиться пирожными с кремом! А венские магазины с их обилием модных платьев! Единственное платье, которое я привезла из Вены, мне сшил полуслепой старик-портной (только он отважился явиться в полночь ко мне в гостиницу и снять мерки). До чего же сильно изменилась мода. Я смотрела на платье Элизабет: его вырез был уже не столь откровенным. Платья еще плотнее обтягивали талию и имели непривычные для меня пышные оборки сзади.
Элизабет ждала ответа.
– Но как? – только и могла вопросить я.
Она тряхнула головой.
– Нам с тобой нужно будет еще о многом поговорить.
Видя мое нежелание расставаться с нею, Элизабет улыбнулась мне, как капризному ребенку.
– Не волнуйся, дорогая. Завтра мы снова увидимся. И прошу тебя, перестань говорить мне "вы". Ты же не служанка. Пусть я и старше тебя, но у бессмертных возраст теряет всякое значение. Итак, до вечера...
Взяв мою руку, Элизабет наклонилась и поцеловала ее. Странно, но этот поцелуй взбудоражил меня.
Неужели я в нее влюбилась?
* * *
4 мая 1893 года
Проснувшись в тот момент, когда сумерки, словно легкая вуаль, опустились на стены древнего замка, я увидела Элизабет сидящей на стуле возле моего открытого гроба. Внутри меня все сразу же затрепетало от радостного возбуждения. Рядом, улыбаясь, стояла молодая и красивая Дуня. Я едва не задохнулась от счастья.
– Дуня! – воскликнула я и выпрыгнула из своей ненавистной "постели".
Смеясь и плача, мы обнялись с нею, как сестры, давно не видевшие друг друга. Я поцеловала ее в щеку. Дунина кожа тоже стала теплой.
– Дуня, да ты у нас просто красавица! – восхищенно воскликнула я.
– Что вы, доамнэ, куда мне до вас, – смущенно пролепетала она.
По правде говоря, ее красота почти не уступала моей: тонкий правильный нос, длинные черные волосы (правда, от русских предков Дуне досталась заметная рыжина) и по-румынски выразительные черные глаза под плавным изгибом густых бровей.
– А откуда ты это знаешь? – смеясь, спросила я.
Элизабет молча подняла свое зеркало.
Одной рукой я обняла Дунину тонкую талию, а другую протянула нашей благодетельнице, которая сразу же стиснула ее в своей.
– Элизабет, дорогая. Вы... прости, ты так добра к нам! Нам очень хочется чем-нибудь отблагодарить тебя за доброту, хотя любой наш подарок будет выглядеть весьма жалко по сравнению с тем, что ты сделала для нас.